Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должен был бы знать, что подобные вещи нельзя скрыть от глаз хорошей хозяйки, — сказал грек, улыбнувшись. — Это так: после этой ночи я жду каких-то событий, которые ускорят наш отъезд из этого дома.
— Тогда пусть это произойдет, по крайней мере, по вашей собственной воле! Послушайте совета Эстебана! Несколько часов ничего не изменят…
Деметриос покачал головой и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Фьора пошла за ним. Не обменявшись ни словом, они поднялись на вершину башни. Молодая женщина пыталась еще понять, почему она только что так решительно противилась отъезду грека, но одно было ясно: в этот момент она поняла так отчетливо, как если бы таинственный голос прокричал ей об этом, что Деметриос не вернулся бы живым, если бы поехал во Флоренцию. И мысль о том, что она могла потерять последнего друга, который ради нее пошел даже на убийство, была ей невыносима. Она всем сердцем привязалась к этому странному человеку, которого когда-то боялась. Это не была ни глубокая нежность, которую она испытывала к своему отцу, ни горячая любовь, которую зажег в ней Филипп и которая, подозревала она, еще тлела под пеплом, ни то нежное чувство, которое привязывало ее к Леонарде и часть которого унесла Хатун, ни дружба, связывавшая ее с Кьярой Альбицци. Это было чувство, сплетенное из признательности, дружбы, а также немного боязливого уважения, похожего на то, которое она испытывала когда-то по отношению к своим учителям, которые открыли ей культуру и красоту. Это было крепкое, глубокое чувство. Не случайно они заключили союз, скрепленный кровью.
Когда они поднялись наверх, Фьора подошла к Деметриосу, опиравшемуся привычным жестом о зубец башни, и накрыла рукой его руку.
— У нас больше нет семьи, ни у тебя, ни у меня, — тихо произнесла она.
— У тебя есть муж…
— Нет. Это был сон, и давай не будем говорить об этом.
Если я хочу его разыскать, то только для того, чтобы отплатить за свои страдания и за его презрение. Он у меня взял все, ничего мне не дав взамен, лишь имя, которое я никогда не буду носить. Ты спас меня и, рискуя собой, отомстил за меня. А так как наша кровь перемешалась, я бы хотела, чтобы ты видел во мне свою дочь…
— Внучку! Я мог бы быть твоим дедом, Фьора. Но видишь ли, нам не дано знать, что нас ждет…
— Даже тебе?
— Даже мне! Занавес судьбы не всегда приподнимается, а движение звезд не может указать все детали. Может быть, нам не стоит попадаться на удочку привязанности? Мы из-за этого можем потом страдать. Мы объединились, чтобы быть союзниками в борьбе, попытаемся этим и удовольствоваться, но я буду заботиться о тебе, как твой дед. И я никогда не забуду, что ты мне предложила сегодня: моя душа впервые оттаяла после смерти Феодосия…
Он взял руку Фьоры и поднес ее к губам, затем взял Фьору под руку:
— Пора обедать. Спустимся, чтобы Эстебан не утруждал себя и не поднимался сюда за нами.
В конце дня они снова поднялись на башню. Со стороны города слышался гул и поднимались облака пыли. Там происходили какие-то события, которые вызвали волнение среди флорентийцев, всегда готовых вспыхнуть. Но это был не бунт, так как молчал большой колокол Сеньории.
Вдруг послышались призывные сигналы горнов. Деметриос пристально вглядывался в даль, напрягая зрение.
— Смотри! Солнце еще не село, а уже закрывают городские ворота…
Действительно. Даже на таком расстоянии было слышно, как падали решетки, загораживавшие вход, скрипели подъемные мосты. Город закрывался раньше обычного. Казалось, на стенах появилось больше солдат, чем обычно…
— На нас движется вражеское войско? — спросила Фьора.
— В таком случае большой колокол призывал бы к оружию. Нет, это происходит внутри города, и они не хотят, чтобы это распространилось в округе… Но смотри! Там что-то горит…
Действительно, густой черный дым, в котором мелькали красные отблески, поднимался в середине города, у реки.
— Господи! — простонала Фьора. — Это настоящее бедствие — пожар в городе, где так много деревянных домов! Кажется, это недалеко от нашего дома…
Деметриос не ответил. Они еще постояли некоторое время, глядя, как над городом поднимается дым и как опускается в море солнце. В наступающих лиловых сумерках все словно бы стало четче, и можно было разглядеть, что творилось в городе…
Стоя как зачарованные, грек и молодая женщина не могли оторвать глаз от этого растревоженного муравейника, где в неясном свете, казалось, будто волнами, двигались даже крыши. Из оцепенения их вывел взволнованный голос Эстебана, который поднялся к ним, а они даже не заметили как:
— Хозяин! Прибыл сеньор Лоренцо! Он хочет видеть тебя и донну Фьору! Быстрее!
Они поспешно спустились, не веря тому, что услышали. Но Лоренцо действительно ждал их. Он стоял у окна в кабинете Деметриоса, одетый в зеленое платье, которое он предпочитал другим, его сопровождал Полициано, его друг. Опершись о шкаф, он играл перчатками. Худое лицо Лоренцо выражало озабоченность, он показался Фьоре еще выше, чем при их последнем свидании под сводами Сеньории. Услышав их шаги, он отошел от окна и повернулся к вошедшим.
— Ты здесь, сеньор? — произнес Деметриос, поклонившись, в то время как его спутница слегка согнула колено для поклона. — Большая честь для нас.
— Мне необходимо было прийти, так как время не терпит.
Как только я выехал из города, отправляясь в Бадию, где проходит заседание нашей Платоновской Академии, за мной закрыли городские ворота. Вам надо как можно скорее уехать отсюда. Завтра вы должны быть как можно дальше от тех, кто ищет вашей смерти.
— Скажешь ли ты нам, что происходит, сеньор? — спросила Фьора. — Мы знаем, что тело Пьетро Пацци было выловлено в Арно, что Пиппа была арестована, но я не понимаю, почему кто-то хочет убить нас!
— Потому что эта женщина заговорила. — Лоренцо бросил на нее мрачный взгляд. — Она обвиняет тебя в том, что ты убила горбуна с помощью колдуна, одетого как нищий…
— Я? Но как я могла попасть к ней?
— Она говорит, что знает тебя давно, что ты приходила к ней на свидание с мужчинами и что после того, как ты убежала из монастыря, ты пришла к ней искать убежище… Пьетро был один из тех, с кем ты встречалась, так как он был в тебя очень влюблен…
— Что за бредни? — вскричала молодая женщина. — Значит, в этом городе, твоем городе, можно
