– Максимилиан, – поправил принц.

– Мой наряд не уступит торжественности события, – уронила Виктория.

– Ни одно затмение не затмит вашей красоты, ваше величество, – объявил Бюиссон-Делаэ.

– Вы мне льстите, господин Бюиссон, – пробормотала Виктория. Ей не нравились его льстивые речи, толстые щеки и двойной подбородок.

– Ах да, затмение, – кивнул Август, принимаясь за поданное суфле. – Наш личный астроном, он один из лучших, сообщал нам об этом. Единственный раз в сто лет, так, Наймит?

– Именно, принц Максим.

– Максимилиан.

– Луна, Земля и Солнце выстраиваются в идеальную линию, – продолжал Наймит, словно ничего не слышал. – Момент космической гармонии, приглашающий нас подумать о гармонии земной. Если есть желание сравнить правителей со звездами, а общество – с галактикой.

– Вот уж не знали, что вы поэт, Наймит, – усмехнулся Август.

– Не приписывайте мне такой чести, эта метафора – общее место у философов.

Обиженный тем, что по милости Наймита он может прослыть невеждой, Август заявил:

– У иностранных философов. Философы Ламота, не увлекаясь небесными отвлеченностями, прочно стоят на земле, простите мне каламбур. Суфле нам не нравится. Жакар, у вас в моде взбитый белок? Принесите нам филе пикши.

Пока принцу меняли тарелки, господин Бюиссон-Делаэ вытер усы, испачканные шпинатом, и не упустил возможности опять попасть пальцем в небо.

– Кстати, о планетах, – сказал он, – я слышал, как наши работники обсуждали памфлет, где говорилось о луне, звездах, светилах и небесных телах, так ведь, господин Наймит?

– За столом не принято обсуждать подобные темы.

– Что-что? – вскричала с любопытством Виктория.

Ее интересовали сочинения о звездах из-за страсти к гороскопам. И она вкрадчиво добавила:

– Не говорите, господин Наймит, что это сочинение религиозного характера.

– Почти, госпожа. В сочинении совершенство звезд наводит на мысль о некоторых этических правилах. Все небесное неизбежно вызывает религиозные чувства.

Виктория сразу утратила к сочинению всякий интерес. Зато Жакар, заинтересовавшись, оторвался от мяса с кровью.

– Кто автор?

Наймит многозначительно взглянул на него. Инферналь в беспокойстве сучил ногами и невольно толкал стол. Ему сообщили о новом памфлете, и он делал все возможное, чтобы король о нем не узнал. А теперь правда вот-вот выплывет наружу.

– Т. Б.? – догадался Жакар и стиснул нож так сильно, что кожаная перчатка заскрипела.

Наймит едва заметно кивнул. Перчатка едва не лопнула. Инферналь кашлянул. Август спросил:

– И что? Кто это Тэбе?

– Для меня никто, – сухо обронил Жакар.

– Слово истинного монарха, – одобрил Август и тут же возвысил голос: – Нет, нет! Кольраби – вульгарный овощ, подавайте его крестьянам, только они его и заслуживают.

Пальцем, унизанным кольцами, указал на блюдо лакею.

– Уберите немедленно с наших глаз.

Ужин продолжался дольше, чем было задумано. К концу его только Август сохранил светский тон, и только Наймит – присущую ему любезность. А между тем он торопился выйти из-за стола. И совсем потерял аппетит. Во-первых, съел слишком много хлебцев за завтраком из-за наплыва важных посланий, во-вторых, впереди слишком много дел, нужно превратить лунное затмение в Страшный суд. Заботясь о своей репутации, он действовал крайне деликатно, расставлял ловушки вдалеке и дожидался, пока они сработают. Он рассчитывал, что неуравновешенный, уязвимый Жакар доверится ему как малый ребенок. Впервые он имел столь могучее влияние на государя.

50

Эма иногда поднималась на верхнюю площадку башни и встречала зарю. Смотрела, как на вершинах скал розовели травинки, похожие на конскую гриву. Этим утром они сверкали, одетые льдом. Все вокруг сияло хрустальным блеском, а крыша превратилась в каток. На границе дня и ночи небо стало прозрачным на востоке и бархатным на западе. Возле зубца появился Тибо в халате без пояса, с короткими волосами, со шрамом на щеке. Одно неверное движение, и он рухнул бы с третьего этажа… Хотя что ему сделается? Он уже мертвый.

– Сегодня, – улыбнулась Эма.

– Да, сегодня.

Тибо отлично знал о том, что сегодня произойдет. Эма подошла, держась за парапет.

– У тебя нездешний вид, ты как будто таешь.

– Я и вправду не совсем здесь.

– Да, знаю. Ты между двумя мирами.

– Нет, я еще в другом месте, здесь, на острове.

– Разве не я одна…

– Я прихожу еще к тому, кто ни за что на свете не хочет меня видеть.

– Кто же это?

Эме с трудом скрывала разочарование. Ей хотелось быть единственной, кто имел возможность общаться с ним. Тибо поднял брови, словно удивился недогадливости Эмы.

– Жакар.

– Ты приходишь к Жакару? Потому что он твой брат?

– Нет, потому что он убил меня.

– Двойная кровная связь…

– Вот именно. Обычное дело. Жертвы часто преследуют убийц. Часть души остается с ними. Для Жакара это тяжелее, чем для других, потому что убитый им не может до конца умереть. До тех пор, пока ты жива.

– Он тоже тебя видит?

– Нет, он не хочет меня видеть. Да и не смог бы. Думаю, он способен меня услышать, но и этого не желает. С ним все совсем по-другому, Эма. Ты удерживаешь меня в жизни. А я утягиваю Жакара в смерть.

– Он чувствует это?

Шрам со щеки исчез. Халат испарился.

– Думаю, да.

Волосы побелели. На лбу обозначилась складка.

– Уверен, что замечает. Сегодня особенно остро.

В эту минуту в пурпурной спальне Жакар внезапно проснулся. Он плохо спал из-за грядущего полнолуния. Через ставни, шторы и занавесь полога чувствовал, как тянутся к нему лучи. Чувствовал полновесность луны, невыносимую белизну, укоризненную чистоту. Шрам, что оставил ему меч предка, болел. Кровь леденела, как поля вокруг. Он не мог пошевелить пальцами левой руки. А правой вцепился в Стикса, который спал рядом.

Первая его мысль была о Бойне, вторая о Виктории, третья о Тибо. Бойня готова к встрече с Августом. Виктория обещала сюрприз, который достойно увенчает этот день, но не пригласила его к себе в спальню. Призрак был где-то рядом. Холод опять и опять грозил вернуть его в день похорон, когда вытесненная часть детства всплыла на поверхность, как кит, нуждавшийся в воздухе. Через несколько секунд Жакар узнал бы правду, но он мгновенно затолкал ее обратно в темноту. Киту не хватало воздуха, он рвался на поверхность, его не пускали.

Четвертая мысль была о Красной Луне. Небесная гармония и конец света?

Вздор!

Резким движением он откинул одеяло и яростно позвонил в колокольчик. В ту же секунду появился Бенуа. Бенуа – тоже частичка небесной гармонии или конца света? Трудно сказать.

Подписание договора состоится в конце дня на подмостках у подножия трона. Краеугольный Камень распростится с нейтралитетом на глазах огромной толпы. То, что крепилось веками, рассыплется в один миг. Церемония состоится после возвращения с Бойни (два часа туда, два обратно, ничего не поделаешь).

Королева ехать не собиралась. Она долго искала предлог, чтобы отказаться от путешествия, пока не решила просто-напросто открыть правду за обедом в полдень. На обед тоже уйдет четыре часа: бесконечные перемены блюд, десерт, колкости, лесть, остроты. Более подходящего времени не найти. В исторический момент подписания договора, в день Красной Луны, бывающей раз в столетие, Виктория Доре вновь затмит все вокруг и станет самой главной. Оставался один