Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С режиссером? — переспросил Сергей.
— Да. И он пригласил меня поехать на съемки фильма, над которым сейчас работает.
— На съемки?
— Что ты все время переспрашиваешь?
— Это не на те съемки, где погибли двое мужчин?
— Ты слышал? Ужас! Но я ничего не видела. Это случилось далеко. Я туда даже не подходила.
Фролов закрыл глаза ладонью и тихо проговорил:
— Вера, ведь это ты их убила.
«Идиот, что я несу?!» — пронеслось в голове параллельно сказанному.
Сергей отнял от глаз ладонь. Вера, не мигая, смотрела на него.
— В тот вечер, когда ты уходила от меня, ты задержалась, вернее, тебя задержали в подъезде двое мужчин, — понимая, что уже нет хода назад, начал он. — Я спустился и пошел следом за ними. У меня был автомат. Я заставил их сказать, почему они преследуют тебя. Ты должна им деньги.
Ресницы Веры дрогнули от изумления.
— Что ты говоришь? Какие двое мужчин? Какие деньги? За что?
— За убийство Милавиной.
Она попыталась рассмеяться.
— Ты понимаешь, о чем говоришь?
— Отлично понимаю. Настолько, что уже рассказал об этом Терпугову.
Вот тут Вера вскрикнула, взвизгнула, точно ее ошпарили, и заметалась по комнате.
— Ты с ума сошел! Я и так у него под подозрением, а тут еще это! Да не заказывала я ее! Я что, ненормальная? — выкрикнула она. — Связываться с киллером! Да это же ужас! Потом сам не будешь рад.
— Что ж, неужели они мне соврали?
— Конечно! А ты Терпугову!.. У, предатель! Что? Что мне теперь делать?
— Сказать правду!
— Правду! — передразнила его Вера.
Ее возмущение искало выход и не находило. Она не знала, что делать. Схватила вазу и со всей силой швырнула ее об пол.
— Не заказывала я Милавину! Только… попросила припугнуть ее.
— Как это — припугнуть и зачем? — несколько успокоенный, спросил Фролов и сел в кресло.
Вера подошла к бару и налила себе рюмку коньяку.
— Почему я должна перед тобой отчитываться? Почему?
— Потому, что надо было быть более осмотрительной. Я узнал твою тайну и теперь хочу уяснить все до тонкости. Что значит — припугнуть? — Фролов тоже подошел к бару и налил себе виски. Возвращаясь к креслу, чуть обернулся и уточнил: — Это из-за Олега Пшеничного?
Вера злобно усмехнулась:
— Из-за него. А если хочешь знать тонкости, то из-за его сестры!
— Терпугов мне то же самое сказал.
— Да пошел ты со своим Терпуговым!
— Я-то могу пойти, а вот Терпугов!..
Вера закрыла глаза, сжала кулаки и замерла. Видимо, она всеми силами пыталась удержать себя в рамках, но не получалось.
— Ты!.. Ты!.. — выкрикнула она, — поступил, как… — все-таки сдержалась. — Ты возвел на меня поклеп, не выяснив ничего. А теперь захотел установить истину. Да пожалуйста, мне скрывать нечего. Это ты у нас растаял от жизни, как крем-брюле на солнце. Растекся приторным сиропом и засох. Ты выше мелкой борьбы за процветание. Написал пару-тройку картин, публика и критика не умерли от восторга, ты обиделся и пустился в обыденный круговорот. Корчишь из себя усталого фаталиста: пусть все бредет, как бредет. Я буду лежать на диване, рисовать этикетки, ездить в переполненном, дышащем смрадом метро, отовариваться в недорогих магазинах, жить в непрезентабельном доме и ничего и никого мне не надо. Блестящий круг друзей? Это сборище предателей и злопыхателей! Мне мерзки эти улыбающиеся чудовища! Тоже мне, Руссо двадцать первого века! А вот чем ты лучше? Сидишь, как рак-отшельник, а ведь самому-то хочется выставить свои картины, хочется, чтобы о тебе вспомнили, но что-то сделать для этого — лень, порожденная чувством обреченности — синдромом неудачника. А я вот не желаю быть неудачницей! Не желаю назад, в серую, безвестную жизнь!
Фролов с презрительной жалостью глянул на нее, возбужденную, со сверкающими злобными искрами глазами, с яростными словами на губах, и сказал:
— Свободная воля — это измышление, чтобы люди не сидели без дела и не изнывали от скуки. Все мы во власти Судьбы. Наше рождение не зависит от нас. Смерть тоже. Неужели тот короткий путь от Рождения к Смерти — это свободная воля человека? Нет, повторяю, она всего лишь измышление, туман, в который многие охотно погружаются и творят, борются, попирают слабых, торжествуют, боясь признаться, что все — от Судьбы! Она не даст, если таково ее желание, усидеть человеку на месте или не даст сдвинуться с него. Свободная воля… — с иронией повторил он, — что захочу, приложу усилие, того и достигну. Но тогда во что же невидимое, но непреодолимое упирается наша свободная воля, помноженная на упорное стремление, как не на стену, воздвигнутую Судьбой и далее нас не пускающую. Нет, и хоть головой об эту стену. Все равно — нет!
— Пусть так, как утверждаешь ты. Пусть! — с нарочитым смехом неожиданно согласилась Вера. — Значит, судьба не дает мне усидеть на месте. Значит, это она побуждает меня к действию.
Фролов был вынужден согласиться с этим, однако внес уточнение:
— Но не забывай о моральных ценностях.
— Да ладно, — небрежно махнула рукой Вера. — Все же от судьбы. Но перейдем к прозе. Я же тебе говорила, что Милена решила выдворить меня из книжного бизнеса. Почему? Не знаю. Мне было некогда вдаваться в подробности. Скорей всего, она таким образом хотела обновить имидж издательства. Я пыталась с ней договориться, даже шла на то, что выполняла ее приказы — рекламировала Скокову. Но быстро поняла, что все напрасно, Милену не переубедить. И тогда я решила действовать через Олега. Ни к чему скрывать, что он относится ко мне с симпатией. Но Милавина не давала ни малейшего шанса приблизиться к нему. Да, теперь я понимаю, что мой план был далек от совершенства и вряд ли принес бы мне ожидаемый результат. Но тогда я думала, что если ребята поставят Милавиной синяк под глазом, то она на несколько дней будет вынуждена засесть дома и никого не принимать. Таким образом, я смогу серьезно поговорить с Олегом.
— То есть, другими словами, за это время ты хотела переспать с Пшеничным и занять место Милавиной.
Вера наморщила лоб и зло передернула плечами.
— Кто его знает? Заняла бы, не заняла, но я хотела создать. — Она пристально взглянула на Сергея и повторила: — Понимаешь, сама себе создать шанс и использовать его, а не ждать подарка от судьбы. Но произошло нечто невероятное! Эти двое еще ничего не успели сделать, как кто-то убил Милавину. Они же воспользовались случаем и принялись меня шантажировать.
— А может, это