– Но Майкл Уирлинг воспользовался тем, что вы оказались обвиненным в убийстве? Разве он не хотел отобрать у вас студию? Он угрожал вывести деньги из бизнеса, полагая, что вы не сможете собрать достаточно средств?

– Да.

– И по этой причине вы затеяли драку с Уирлингом в доме другого вашего партнера, Льюиса Гриффина?

– Да.

– Таким образом, из-за вашего нынешнего положения как человека, обвиняемого в убийстве жены, партнер по бизнесу, у которого был роман с вашей женой, отнял принадлежавшую вам киностудию. В случае если вас признают виновным в убийстве, разоблачающий его фильм никогда не выйдет на экран. Разве вы оказались не в такой ситуации? Концовка почти так же хороша, как в написанном вами сценарии. За исключением одной детали: ваш партнер никого не убивает. Или нет? Вопросов больше нет, – сказал я перед тем, как Анабелла Ван Ротен успела внести очередной протест.

Если я и думал когда-то, что процесс может стать обычным процессом об убийстве и что, несмотря на нездоровый интерес миллионной публики, ежедневно следившей за развитием событий, его ход не слишком уйдет в сторону, то теперь настал черед Анабеллы Ван Ротен показать, насколько я ошибался. Возможно, с другим обвиняемым, о котором никто никогда не слышал, выбранным среди огромного множества убивших и затем оказавшихся под судом жестоких безымянных хищников, обращались бы в столь же неуважительной манере, в какой заместитель окружного прокурора допрашивала Стэнли Рота. Но такой суд не потребовал бы много времени. Весь процесс свелся бы к рассмотрению заведомо слабых сторон подсудимого, и только.

Немногим юристам известно первое правило ведения перекрестного допроса, заключающееся в том, что без крайней необходимости этот допрос не стоит и затевать. Для многих адвокатов такой допрос является средством утверждения собственной значимости, выражением непрерывно зудящего желания прилюдно бросить свидетелю обвинение во лжи. Либо из желания повлиять на присяжных, показать им, что свидетель лжет.

Хотя многие адвокаты и не подозревают, насколько полезно ограничивать число и природу задаваемых вопросов, по большей части все же они улавливают момент, с которого дело начинает идти к завершению и когда приходит время упорядочить наиболее важные доводы.

Казалось, Анабелла Ван Ротен хотела знать о Стэнли Роте все – не важно, касалась информация убийства Мэри Маргарет Флендерс или нет.

Вопросы посыпались раньше, чем я сел на место. Ван Ротен продолжала допрос до вечера, заодно прихватив большую часть следующего дня, почти не делая пауз, интересуясь то одной, то другой стороной жизни Стэнли Рота, расхаживая вокруг свидетельского места с блестящими от воодушевления глазами и растопыривая длинные пальцы, точно черная хищная птица.

Сколько времени провела она, думая об этой минуте? По ночам, лежа без сна, каким представляла она момент, когда станет вровень с великим Стэнли Ротом? Не с невнятно бормочущим уголовником, а с человеком, учившим жить целое поколение? Если она не хотела думать, то определенно хотела это почувствовать. Это был шанс всей ее жизни: возможность стать почти такой же известной, как сам Стэнли Рот.

Известных людей убивают, что дает их нездоровым убийцам возможность погреться у костра посмертной славы. Анабелла Ван Ротен могла сделать то же самое, не совершив никакого преступления, а лишь благодаря осуждению и казни Стэнли Рота, убившего свою жену.

Не имело никакого значения, заставят ли Рота сознаться или он окажется пойманным в смертельную ловушку полуправды. Не было необходимости подводить его к одной из малозначительных ошибок, на первый взгляд совершенно незаметных, но вдруг показывающих, что все – ложь. Долгий, проходивший в ужасающем темпе перекрестный допрос Стэнли Рота предназначался вовсе не для того, чтобы заставить его совершить ошибку. Анабелла Ван Ротен желала одного: чтобы после вынесения приговора все помнили, как почти два дня она подвергала Рота безжалостным и непрестанным нападкам, час за часом бросая в его сторону доказательства вины.

Не много нашлось бы тех, кто запомнил пару слов, сказанных в середине процесса, – даже среди зрителей, ежедневно приходивших в суд, слышавших каждое слово свидетельских показаний или своими глазами видевших улики. Но все без исключения должны были помнить случившееся в конце, когда Стэнли Рота атаковала именно эта женщина – заместитель прокурора округа с горящими черными глазами. Она бросалась в атаку так, как вряд ли нападали на свидетеля до нее. Это запомнил бы каждый: Стэнли Рота осудили за убийство жены, и все это – заслуга Анабеллы Ван Ротен.

– Меня несколько смущает одно обстоятельство, – сказала Ван Ротен, почти смеясь в лицо обвиняемому. – Вы знали и как бы не знали, что у вашей жены была любовная связь?

– Нет, я сказал, что не знал о ее любовной связи, но всегда предполагал такую возможность.

– Предполагали, что у вашей жены были внебрачные отношения? Вы предполагали, лишь предполагали, что ваша жена спит с другими мужчинами, и тем не менее никогда не пытались поговорить с ней начистоту и выяснить, правда ли это?

– Нет, я никогда не спрашивал.

Рот не отводил от нее глаз. Не отрываясь, он следил за тем, как Ван Ротен расхаживает перед присяжными, как она снова отходит от них и разводит руками, демонстрируя неверие. Рот смотрел прямо на нее. Боюсь ошибиться, но, казалось, он смущался, когда Ван Ротен пыталась заставить его отвести взгляд. Временами казалось, что Рот окончательно забыл, где находится. Выступая в суде свидетелем по собственному делу, он воображал, будто занят поиском кадра на съемках очередного фильма.

– Никогда не спрашивали? – мстительно спросила Ван Ротен.

Снисходительно улыбаясь, Рот дождался, пока недоверие, написанное на ее лице, не превратилось в неловкое, неуверенное и даже застенчивое выражение.

– Как я уже объяснял, – спокойным и терпеливым голосом ответил Рот, – есть вещи, о которых лучше не знать.

– Но вы знали, что она собиралась с вами развестись, не правда ли? – спросила Ван Ротен, стараясь спрятать замешательство.

– Если бы Мэри Маргарет собралась со мной развестись, я бы узнал об этом. Я ничего об этом не знал.

Ван Ротен, только что отвернувшаяся к присяжным, снова обернулась. Высоко подняв голову, она спросила:

– Но она сказала отцу, не так ли?

Стэнли Рот засмеялся:

– Джеку Уолшу? Да он не заметит, если правда врежется ему в голову. – Подавшись вперед, Рот зло прищурился: – Если бы Мэри Маргарет думала о разводе, последним про это узнал бы… Я едва не назвал этого человека отцом, хотя она никогда не думала о нем как об отце. Джек Уолш бросил дочь совсем маленькой. Он объявился и потребовал денег спустя годы, когда она стала известной и могла что-то для него сделать.

Обернувшись к судье, Ван Ротен сказала:

– Ваша честь, объясните, пожалуйста, свидетелю, что…