Герберт, в синем спортивном костюме, сидит в кресле-качалке с Остин на руках. Улыбается, глядя на ее спящее личико. Я тихонько подхожу к нему и целую в шею:

– Не ожидала тебя здесь увидеть!

– Поздравляю, любовь моя! – говорит он. – Я примчался сюда, как только получил твое сообщение. Ужасно захотелось быть рядом с тобой. И с Остин.

– Но кто тебя пустил?

– Медсестра ЛаДонна.

Конечно, она не стала чинить ему препятствий. Все сестры в отделении неравнодушны к предупредительному, щедрому на подарки Герберту. А теперь, когда они увидели его воочию, и вовсе влюбятся по уши.

– Раз ты теперь опекун Остин, то можешь выбрать себе доверенное лицо, – продолжает Герберт. – Не возражаешь, если этим лицом буду я?

Тут же отметаю прочь кандидатуры Шелли, Кэрри или Брэда. Смотрю на свою прелестную дочурку и не могу насмотреться.

– Поверить не могу, Герберт! Теперь я ее мама!

– Ты будешь самой лучшей мамой на свете! – Он поднимается и вручает мне теплый сопящий сверток. – Садись. Думаю, теперь тебе следует должным образом представиться малышке.

Остин тыкает в воздух крошечным кулачком и снова закрывает сонные глазки. Я целую ее в носик, наконец-то освободившийся от кислородных трубок.

– Привет, красавица. Знаешь, кто я такая? Я собираюсь стать твоей мамой. И теперь мне никто не помешает. – Остин сдвигает бровки, и я улыбаюсь сквозь слезы. – Чем я заслужила такое счастье, как ты?

Герберт достает телефон, чтобы нас сфотографировать. Конечно, это нарушает интимность момента. Но Герберт так взволнован, так рад за меня. И я благодарна ему за эту радость. Благодарна за его поддержку.

Мы остаемся в больнице до окончания приемных часов. Герберт приносит из кафетерия сэндвичи и кофе в бумажных стаканчиках, и мы перекусываем, не разлучаясь с Остин. Как ни странно, сегодня, когда я знаю, что малышка моя, мне легче уйти из больницы. Теперь никто и никогда не разлучит меня с моей доченькой. По пути к лифту Герберт внезапно останавливается:

– Плащ забыл. Сейчас вернусь.

Через несколько секунд он возвращается. Через руку у него перекинут плащ цвета хаки. От Барберри.

У меня перехватывает дыхание. Я смотрю на плащ, как на великое чудо:

– Это твой?

– Ну да, – удивленно пожимает плечами Герберт. – Утром накрапывал дождь, и я решил его надеть.

Я смеюсь и качаю головой. Герберт совсем не тот человек, что когда-то снимал квартиру в доме, где мы жили с Эндрю. Не тот, кого я видела на платформе и на беговой дорожке у озера. Но может быть, очень может быть, именно Герберт и есть мой мистер Барберри.

Апрельский вечер дышит теплом, воздух наполнен дивным ароматом сирени. На востоке тонкий серп луны сияет на фоне темно-синего неба. Герберт, перекинув через плечо плащ от Барберри, провожает меня к машине.

– Если Остин и дальше будет так быстро крепнуть, недели через две ее выпишут домой. Мне надо успеть подготовиться. Во-первых, попросить об отпуске. Надеюсь, Ева согласится заменять меня пару-тройку недель. И конечно, надо купить детскую мебель и коврик. Спальня у меня крошечная, так что придется ограничиться плетеной колыбелькой и пеленальным столиком. – Я смеюсь от удовольствия. – Да, и еще…

Герберт поворачивается и прижимает палец к моим губам:

– Стоп! Я слышу только о том, что должна сделать ты. Меня ты совершенно отстранила. А я тоже хочу принимать участие во всех твоих хлопотах.

– Спасибо…

– Тебе незачем меня благодарить. Я действительно этого хочу. – Он берет меня за руку и заглядывает в глаза. – Я тебя люблю. Ты знаешь об этом?

– Знаю, – отвечаю я, встречаясь с ним взглядом.

– И я верю, что ты тоже меня любишь… По крайней мере, я хочу в это верить…

– Угу, – выдыхаю я, чуть подавшись назад.

– Давай вспомним, какие цели из твоего списка тебе еще предстоит выполнить. – Я качаю головой и отворачиваюсь, но Герберт привлекает меня к себе. – Послушай, можешь не сомневаться, меня этот список ничуть не пугает. Я хочу тебе помочь. И самые важные цели мы с тобой сможем достичь вместе. – Прежде чем я успеваю ответить, Герберт сжимает мои руки в своих. – Конечно, мы с тобой знакомы не так давно. И все же… учитывая, что у тебя теперь есть ребенок, а я влюблен в тебя без памяти, думаю, мысль о браке напрашивается сама собой.

– Ты… ты хочешь сказать… – лепечу я, едва дыша.

– Не беспокойся, дорогая. – Герберт со смехом обводит рукой парковку. – Я ни за что не стал бы делать официальное предложение в столь неподходящей обстановке. Пока хочу лишь заронить эту идею в твою душу. Надеюсь, она даст ростки, и ты привыкнешь думать о нас как о паре. О паре, которая идет по дороге жизни рука об руку. – Он улыбается. – Кстати, о дороге. Постараюсь, чтобы это было благоустроенное шоссе, а не ухабистый сельский тракт.

Я открываю рот, пытаюсь что-то сказать и не нахожу слов.

Герберт касается рукой моей щеки:

– Понимаю, что это звучит как чистой воды безумие. Но с того самого дня, когда я впервые увидел тебя в доме Джея, я знал: когда-нибудь ты станешь моей женой.

– Правда?

Мысли мои немедленно обращаются к маме. Получается, это она устроила так, что Герберт в меня влюбился.

– Правда! – Он улыбается и целует меня в нос. – Поверь, меньше всего на свете я хочу на тебя давить. И все же обещай, что подумаешь об этом, хорошо?

Его густые волосы спутаны, глаза сияют, как два сапфира. Улыбка расцветает на его лице, как цветок. Никогда прежде я не встречала мужчину, столь близкого к совершенству. Он красивый, умный, добрый, преуспевающий. Плюс ко всему прочему, играет на скрипке. И по каким-то непонятным причинам утверждает, что любит меня. И что самое замечательное, он любит мою дочь.

– Да, я непременно об этом подумаю, – отвечаю я. – Обещаю.

В теплом майском воздухе стоит легкая пелена дождя. Я спускаюсь по ступенькам крыльца с красным зонтиком в одной руке и собачьим поводком в другой. Последние полтора месяца бедный Руди, словно ребенок разведенных родителей, жил на два дома – то у меня, то у Селины с Бланкой. К счастью, мои замечательные хозяйки любят эту глупую псину не меньше меня. Но на эти выходные они обе уехали в Спрингфилд, где проходит конкурс марширующих оркестров. Оставить Руди мне не с кем, поэтому мы залезаем в машину и едем к Брэду.

В доме Брэда нас встречает аромат кофе и горячих булочек с маком. Я усаживаюсь за кухонный стол и вижу под миской с клубникой два розовых конверта. После того как судья Гарсиа признал меня матерью Остин, я ожидала, что Брэд объявит выполненной цель номер один. Но на столе два конверта, и надпись на втором – «Номер семнадцать, влюбиться» – заставляет меня вспыхнуть.