Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дэвид… — неуверенно позвала Айрис и тут же засомневалась. Она даст ему ложную надежду, а доказать всё равно ничего не сможет.
Дэвид глядел на неё пару секунд, как будто не узнавая и не понимая, кто заговорил с ним.
— То, что произошло… — у Айрис перехватило дыхание, и она не смогла договорить. — Я думаю, что всё выяснится. Это какая-то ошибка.
— Я просто не могу в это поверить, — с трудом выговорил Дэвид, точно каждое слово отдавалось болью. — Потому что если это правда, то я…
Он резко замолчал, когда из-за двери кабинета раздался грохот, а потом громкий крик.
Дэвид бросился туда.
— Нужен врач! — выкрикнул Годдард, как только Дэвид распахнул дверь.
* * *
Несколько часов спустя Айрис подумала, что приступ Руперта, оказался даже кстати. Это позволило им не говорить о том, что рассказала Фенвик. Как вообще об этом говорить? Руперт оказался потерянным наследником: то ли Оливером Твистом, то ли лордом Фаунтлероем, а Дэвид — самозванцем, занявшим место законного сына. Если мыслить по тем самым книжным шаблонам, то Руперт был трагическим персонажем, которого обманом лишили всего, едва ли не Гамлетом, а Дэвиду досталась незавидная роль кого-то вроде приспешника узурпатора и узурпатора одновременно.
Айрис даже представить не могла, как братьям теперь говорить друг с другом теперь.
Но Дэвид с Рупертом больше не разговаривали. Доктор из Стоктона дал Руперту сильное успокоительное, так что тот проспал почти до самого вечера. Дэвид всё это время был в кабинете и что-то долго обсуждал по телефону. Айрис решила, что он созванивался мистером Баттискомбом или адвокатами. Им было что обсудить.
Утренние события нарушили даже строгий домашний распорядок: ни на обед, ни на ужин стол в столовой не накрывался. Руперт плохо себя чувствовал, Дэвид, по словам миссис Пайк, вообще ничего не ел. Айрис отказалась от обеда, но к вечеру аппетит вернулся, и она съела всё, что принесли ей в комнату, а маленьких заварных пирожных она съела бы ещё парочку.
Ей было немного стыдно объедаться, когда в доме происходило такое, но пирожные были точь-в-точь такими, какие делали в кондитерской через улицу от школы. Она ходила туда почти каждый день, причём, идти надо было быстро, иначе самое вкусное разбирали. Потом старенькая хозяйка, миссис Пикеринг отошла от дел, а у её сына и невестки заварные пирожные уже не получались такими, как нужно, особенно крем.
Вспомнив о кондитерской Пикерингов и школе, Айрис вспомнила и о матери. Сколько она уже ей не звонила? Наверное, неделю, если не больше. И то их последний разговор был очень странным — Айрис расспросила её про возраст детей и ничего не объяснила. А мать наверняка хотела услышать все подробности о похоронах леди Клементины и, если ей позвонить, начнёт выпытывать каждую мелочь. Может быть, уже даже успела обидеться на неё, что дочь не звонит и не докладывается.
Айрис посчитала дни: она звонила матери за день до похорон, а сейчас был всего лишь вторник. Оказывается, прошло всего четыре дня. А как будто целая неделя…
Четыре дня — это ещё ничего, мама потерпит. У Айрис сегодня не было никаких сил для разговоров с ней. И ей надо было ещё раз хорошенько всё обдумать, прежде чем сообщать Дэвиду.
И Руперту. Это ещё хуже.
Руперт ей не поверит. Откажется слушать. Потому что не захочет знать другую правду, которая не так ему удобна.
Айрис вспомнила его улыбку. Она была не просто счастливой. Она была торжествующей.
* * *
К завтраку вниз спустились только Айрис и Руперт. Айрис из вежливости спросила его про здоровье, он ответил, что всё хорошо: обычная для него вещь, и ему очень жаль, что он поднял на уши весь дом, обычно ему помогает Кристина, и он старается никого не тревожить.
— Она приедет? — спросила Айрис. С Кристиной и Мэтью в Эбберли было всё же если не веселее, то спокойнее. Дом казался не таким мрачным.
— Нет, я предупредил, чтобы ей ни в коем случае не сообщали. Ничего страшного не произошло, а она бы тут же примчалась сюда. Дома ей гораздо лучше. Она очень впечатлительная. Ей и так женщины в чёрном мерещатся, а после того, как нашли тело… В общем, ей здесь тяжело.
— А вы тоже её видели? — спросила Айрис. — Женщину в чёрном?
— Что-то такое я видел, но я не думаю. что это призрак. Просто кто-то бродит по округе. Полиция рано или поздно разберётся. Хотя это не запрещено — гулять по улице и даже останавливаться у ворот. Но наша прислуга говорит, они эту женщину и в саду видели, так что… Вы что, мисс Бирн, — Руперт посмотрел на неё исподлобья, — верите в эту чертовщину? В проклятие Анны Вентворт?
В его голосе сквозило лёгкое высокомерие.
— Нет, но я понимаю, почему другие верят, особенно сейчас. Столько всего произошло. Это пугает людей. Наверное, легче верить в сверхъестественные силы, чем в то, что кто-то рядом, кто-то, кого ты знаешь, мог убить леди Клементину.
— Я не верю, что это кто-то из поместья, — проговорил Руперт, аккуратно вырезая желток из своей яичницы. — И этот полицейский ничего не найдёт. Он здесь почти дне недели, и не особенно продвинулся.
— А мне кажется, он уже очень много узнал. Про Мюриэл, например.
Руперт чуть скривился:
— Думаю, Годдард попытается повесить всё на неё. Но вряд ли выйдет.
На этом разговор прервался. Айрис всегда немного неуютно чувствовала себя рядом с Рупертом. И особенно тяжело ей это давалось сейчас; она понимала, что это была естественная реакция, но во всём — в словах, в выражении лица, во взгляде Руперта — виделось плохо скрываемое довольство.
Айрис не могла его за это винить — кто бы не радовался на его месте? — но не могла побороть неприязнь.
Она напомнила себе, что настоящий детектив должен быть беспристрастен. Даже Годдард указывал ей на то, что она встала на сторону Дэвида и изо всех сил старается выгородить его, но она ведь и не детектив, а просто девушка, которая привыкла копаться в книгах и рукописях.
Руперт уже допивал кофе, когда в столовую вошла Мэри и сообщила, что приехал инспектор Годдард и спрашивает, сможет ли Руперт поговорить с ним сегодня.
Руперт сразу же сдёрнул салфетку с шеи и заявил, что, конечно же, он поговорит, пусть инспектора проводят в библиотеку.
Айрис, под тем благовидным