Целых двадцать минут он болтался по ее дому, выбирая то, что ему нравилось, – так спокойно, будто разгуливал по супермаркету.

Вышел он через парадный вход, даже не оглянувшись.

Пес прибежал со своей прогулки и минут пять взволнованно бегал вокруг бабушки, задыхаясь и повизгивая.

Она попробовала приподняться, но рука отказывалась слушаться.

Она попробовала еще раз и поняла, что у нее не получится.

– Лес… – позвала бабушка в ковер.

На следующее утро, часов в десять, Бев заметила своему мужу Кену, что Гвен Кеттл что-то до сих пор не выходит поливать свой сад. По субботам она всегда делала это, а накануне не говорила, что у нее другие планы. Может, у Гвен гости? Хотя никаких машин во дворе нет… Кен, как думаешь?

Кен никак не думал. Недовольно поцокав языком – невозможно с этими мужчинами разговаривать! – Бев пошла на разведку, осторожно толкнув открытую входную дверь дома соседки.

Когда она увидела распростертую на полу прихожей Гвен, то опрометью выскочила на крыльцо и завопила: «Кен!» – так громко, что он чуть не повредил себе спину, когда перепрыгивал через заборчик и со всех ног бежал к дому Кеттлов.

– Ради всего святого, Бев, где тебя так долго носило? – с иронией спросила Гвен.

У нее под носом запеклась лужица крови.

Бев опустилась на больные колени, бестолково дернула Гвен за рукав и впервые в жизни лишилась дара речи.

Кэт поймала такси и поехала в больницу. Она сидела на заднем сиденье, твердо сжав коленями ладони, и рисовала себе параллельный мир, в котором, по счастливой случайности, она заскочила к бабуле именно в тот момент, когда подонок забрался к ней в дом.

«Стой, урод!» – крикнула бы она ему.

Он обернулся бы, и тогда она двинула бы ему прямо по яйцам.

Он согнулся бы от боли, и тогда она ухватила бы его за уши и наподдала бы коленом по лицу. А потом, когда он, поверженный, валялся бы на полу, она еще дала бы ему несколько раз по почкам.

«В следующий раз выбирай жертву себе под стать!»

Перед тем как увидеть бабушку, Кэт увидела все свое семейство. Все они очень прямо и очень спокойно расселись полукругом вокруг бабулиной кровати.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Максин.

Фрэнк ничего не говорил, только поднял руку в приветствии. Вид у него был такой, будто его била лихорадка. На шее краснели пятна.

Джемма, напротив, была смертельно бледна. Сэл лежал в переноске у ее ног и только беспокойно водил туда-сюда темными глазенками.

– Бабуля, посмотри, это Кэт! – сказала Джемма.

– Кэт, привет. – Лин сжала губы в подобие улыбки. Она ставила цветы в вазу, а глаза у нее были красные и мокрые.

– Бабуля… – У Кэт даже не было сил радостно поздороваться.

Теперь она заметила, как подавлены все, будто каждого неожиданно и больно ударили по лицу.

Смотреть на бабушку было все равно что наблюдать, как на твоих глазах избивают человека.

Вместо рта у нее был большой синеватый синяк, на нижней губе запеклась кровь. Одна рука была на перевязи. Особенно плохо выглядели волосы. Бабушка всегда уделяла им много времени, накручивая на горячие бигуди, чтобы получились белоснежные локоны. Сегодня они были перепутанные, грязные, прилизанные.

Перед ними лежала хрупкая, некрасивая старая женщина. Совершенно чужая. Не удивительно жизнелюбивая бабушка Кэт.

– Слышала? – обратилась к ней бабушка и сжала ее руку, пока Кэт целовала тонкую, морщинистую кожу щеки. – Он забрал камеру, которую я выиграла на радио. Я почти час тогда дозванивалась!

– Мы тебе купим новый фотоаппарат, Гвен, – сказала Максин. – И даже лучше прежнего.

Бабушка, казалось, ее не слышала. Она крепко сжимала руку Кэт.

– На прошлой неделе я в почтовом ящике нашла эту маленькую зеленую карточку. Я еще сказала Бев: «Что это еще такое? Какая-то посылка мне пришла!» Я и забыла совсем, что выиграла в том конкурсе. И Бев мне говорит… – Она замолчала, посмотрела на Кэт, и на глазах у нее выступили слезы. – Я очень испугалась вчера, милая. – Ее голос дрогнул.

– Да, могу себе представить, бабуля, – пришла ей на помощь Кэт.

Фрэнк со скрипом отодвинул стул и встал:

– Это… это… я не знаю… это… О господи! – И он с силой ударил кулаками по спинке стула.

Бабушка поймала руку Кэт и неожиданно властно произнесла:

– Успокойся, Фрэнк! Что толку так вести себя. Это жизнь! Бывает!

Все молча посмотрели на синяк у нее на лице.

– Здравствуйте, миссис Кеттл! – прервала их молчание запыхавшаяся сестра. – О, сколько у вас гостей! А цветов-то, цветов!

– Спина болит просто страшно, – пожаловалась бабушка.

– Ну, давайте попробуем поудобнее вас устроить. Выйдите все, пожалуйста, ненадолго. – И сестра посмотрела на Кеттлов доброжелательно, но твердо.

– Спустимся вниз, перекусим, – объявила Лин. – Мы быстро, бабуля.

– Не торопитесь.

Джемма подняла Сэла.

– Пусть отец понесет, – сказала Максин, глядя на Фрэнка.

– Хочешь понести, папа?

– Что? А, да, конечно… – Он взял ребенка на руки. – Привет, малышок.

Кэт смотрела, как Сэл, одетый в ярко-оранжевый комбинезон, пухлым кулачком вцепился в рубашку Фрэнка. Это стало чем-то вроде застарелой спортивной травмы: знакомый, рефлекторный укол боли при взгляде на Сэла.

– Чего там Дэн хотел? – спросила Лин, когда сестры шли к лифту.

– Он получил работу в Париже. Едет вместе с Анджелой.

И Лин, и Джемма обернулись и потрясенно посмотрели на нее.

– А я не знала, – тут же сказала Джемма. – Чарли ничего мне не говорил.

– Мало ли что там Анджела делает? Ты за нее не отвечаешь, – заявила Кэт.

– Я подумала… – Лин прикусила губу. – Извини.

– Да. И я об этом подумала.

Лифт подошел в то же мгновение, как их догнали родители. Двери лифта закрылись, и вдруг Фрэнк сунул Сэла Джемме и закрыл лицо руками. Плечи его тряслись. Кэт не сразу поняла, что впервые в жизни видит, как отец плачет. Он поднял лицо и тыльной стороной ладони вытер нос. Рот его скривила судорога ненависти.

– Убил бы этого подонка!

В тот самый момент, когда самолет Дэна и Анджелы вылетал из Сиднея, Кэт спускала гигантский зеленый пластиковый пакет с мусором с переднего крыльца бабушкиного дома, шмыгая носом и вытирая слезившиеся от пыли глаза.

Что они там делают? Держатся за руки? Нервно шутят о прекрасном будущем?

Кэт с Максин затеяли генеральную уборку в доме, где бабушка прожила пятьдесят с лишним лет. Теперь Гвен переезжала в «шикарный дом отдыха для тех, кому за пятьдесят пять».