– Понятно, что это дом престарелых, – говорила им бабушка, показывая глянцевую брошюру; на фото седоволосые пары весело пили шампанское, сидя на «огромных балконах». – Я же все понимаю. Собрание жизнерадостных идиотов. Но там мне будет спокойнее, да и вообще, на что мне этот большой старый дом? Не знаю, почему никто из вас до сих пор до этого не додумался. Переживали, наверное, что я ваше наследство растрачу!

Семейство героически промолчало о том, что последние десять лет думает только об этом. А теперь вот бабушка сама высказала эту мысль – абсолютно разумно и обоснованно.

Лежа на больничной койке, она призналась, что одной в доме ей будет страшно.

– Почему одной, мама? – сказал Фрэнк. – Можешь жить со мной и Максин!

Кэт заметила, как сверкнули глаза матери, но бабушка не дала отцу договорить:

– Глупости говоришь, Фрэнк. С чего бы это я захотела жить с вами? Я хочу жить в шикарном доме отдыха!

После нападения у бабушки, казалось, появились две совершенно противоположные черты характера.

Временами она казалась Кэт трогательно хрупкой и испуганной – точно девочка, которая не успела еще отойти от ночного кошмара. Когда она говорила о нападении, голос ее дрожал от слез удивления. Казалось, она была оскорблена в своих лучших чувствах. «Он на меня не смотрел, – говорила она. – Я ведь говорила уже? Ни разу даже не взглянул». А в другое время ее ум казался яснее, чем обычно. Она по-новому поднимала подбородок, и решительные нотки слышались в ее голосе.

Может быть, поэтому она стала чем-то вроде знаменитости местного масштаба.

В «Дейли телеграф» появился заголовок: «НАПАДЕНИЕ НА ВОЛОНТЕРА ОЛИМПИЙСКИХ ИГР!» Лин отдала в газету фотографию бабушки, которую она сделала на параде. Гвен радостно улыбалась с газетной страницы – милая, простая пожилая женщина, которая помнила все реплики «Человека с заснеженной реки», муж которой воевал во Второй мировой!

Казалось, весь Сидней в ужасе всплеснул руками. Бабушку прямо завалили сочувственными письмами, цветами, игрушечными медведями, открытками, чеками и чуть ли не сотней совершенно новых фотоаппаратов. Писали письма в газету, звонили на радиостанции. Все возмущались – это было так не по-австралийски, так отвратительно, да просто невозможно!

Грабителя задержали – подруга опознала его по фотороботу, составленному при помощи Гвен Кеттл. «Когда я увидела эту милую бабушку в газете, то сразу подумала: да, это он», – важно говорила девушка перед телекамерами.

– Милая бабушка, надо же такое ляпнуть! – сказала Максин, вытаскивая вместе с Кэт на веранду очередной зеленый мешок. – Она меня просто укатает!

– Меня тоже… – вздохнула Кэт, вытерла нос тыльной стороной ладони и посмотрела на свою майку и джинсы. Они были все в пыли.

На ее матери, конечно же, не было ни соринки.

– Она, наверное, последний раз году в пятидесятом что-нибудь выбрасывала, – вздохнула Максин.

Бабушка упрямо настаивала на том, что перед тем, как чему-нибудь вынесут окончательный приговор – «выбросить», «Смитам», «переставить» и тому подобное, – нужно посоветоваться с ней. Ей не терпелось поведать подробную историю каждой вещи, и только после этого принималось решение, которое она могла поменять, заставляя Кэт с Максин копаться в мусорном пакете, и вся троица снова пускалась в бесконечные дискуссии.

Ни Кэт, ни ее мать не могли похвастаться самообладанием, необходимым для всего этого.

– Джемму надо позвать, – сказала Кэт. – Она будет сидеть, болтать с бабулей, а мы под шумок столько барахла успеем выкинуть!

– Она с Чарли к его родственникам куда-то отправилась. – Заметив свою оплошность, Максин поджала губы и быстро перевела разговор, вытащив откуда-то старые, пожелтевшие листы. – Смотри-ка, что я нашла!

Кэт улыбнулась, узнавая свой детский почерк.

– А, еще один привет из прошлого!

Это был «Вестник Кеттлов» – еженедельник, который Кэт выпускала, когда ей было лет десять. Вышло четыре номера, а потом ей надоела эта затея.

– Очень рада! – сказала Максин. – Как раз тот номер, которого не хватало! Я знала, что у Гвен он точно есть! Ты зашла и с очень серьезным лицом вручила мне эти листы, – продолжала Максин. – И мне пришлось сесть и так же серьезно прочитать все от корки до корки. Я чуть не рехнулась. А потом, когда ты ушла из комнаты, я вволю посмеялась. Ты была очень забавной, порывистой девочкой.

– А мне тогда казалось, что я делаю серьезное издание!

Кэт прочла первую страницу:

ИНТЕРВЬЮ С ДЕДУШКОЙ КЕТТЛОМ!

Мистер Лес Кеттл (которого называют также дедушкой Кеттлом) – высокий, очень пожилой мужчина лет шестидесяти. Он седой, а из еды любит больше всего что-нибудь запеченное в духовке и пиво «Тухейз». Он очень любит читать газеты, делать ставки на собачьих бегах и маникюр своей жене. Меньше всего ему нравится косить газон и есть брокколи. Иногда репортер видел, как он тайно скармливает брокколи своей собаке, которая сидит под столом! У дедушки Кеттла есть три внучки (тройняшки). И когда они приходят к нему все вместе, он называет их всех одинаково – «Сьюзи». Он и сам не знает, почему так делает. Наш тайный репортер спросил, какая Сьюзи его самая любимая. Он ответил – КЭТ! «Только сестренкам не говори!» – тихонько попросил мистер Кеттл. Мистер Кеттл не знал, что беседует с тайным репортером, но сказал он именно так. Прекрасный пример СВОБОДЫ ПРЕССЫ!

Рядом со статьей была приклеена расплывчатая фотография дедушки – Кэт помнила, что сама ее сделала. Под звездочкой в самом низу страницы стояло: «В следующем выпуске „Вестника Кеттлов“ вы узнаете, кто НАСТОЯЩИЕ родители Джеммы! Все знают, что Джемма – приемная дочь!»

Во время чтения Максин то и дело вытирала слезы от смеха.

– Дай сюда! – потребовала она. – Я обязательно ее сохраню!

Кэт передала листы матери. Ей нравилось, что та назвала ее «забавной, порывистой девочкой».

– Ну, – Максин сложила листки почти пополам и стукнула ими по руке, – и что же ты собираешься делать со своей жизнью?

– То есть?

«Как всегда», – подумала Кэт. Как только мать становилась мало-мальски приятной, она тут же старалась это компенсировать и снова превратиться в грымзу.

– Что – то есть? Не многим выпал такой шанс, как тебе. Я надеюсь, ты не будешь до конца жизни попадать во всякие истории и кидаться вилками, потому что не пошла своим путем.

Кэт уставилась на нее. Она не верила своим ушам. Вот она помогает выносить старую рухлядь из дома бабули, а Лин и Джемма счастливо проводят день в кругу своих маленьких семей. Кэт чувствовала себя той дочерью, что осталась старой девой, праведницей, Бет из «Маленьких женщин» – с той только разницей, что она, увы, не умирала.

– О чем ты? – В голосе ее звучала глубокая горечь. – Не многим выпадает шанс пережить счастье выкидыша и развода? Им что, радоваться надо?