Экономическая основа государства не соответствовала той системе управления, которую Карл Великий пытался сохранить. Хозяйственная жизнь государства была основана на огромных земельных владениях, которые были замкнуты сами в себе и не имели выходов в виде развитой торговли как внутри королевства, так и за его пределами.

Крупные землевладельцы не имели потребности в обеспечении безопасности, поскольку они не вели торговли. Такая форма собственности и система ведения хозяйства прекрасно сочетается с анархией в государстве. Тем, кто владел землей, король был не нужен.

Не по этой ли причине Карл Великий пытался сохранить класс свободных крестьян? Он предпринял такую попытку, но в конечном счете она оказалась безуспешной. Крупные землевладельцы прибирали к рукам все новые и новые земли; «территория земельной аристократии» постоянно увеличивалась, а «территория свободы» неуклонно сокращалась.

Когда в страну вторглись норманны, государство уже было практически беззащитным. Оно было не в состоянии предпринять согласованные и четко организованные меры по обеспечению обороны и собрать войска, чтобы дать отпор захватчикам. Между защищавшимися не было единения. Вполне можно согласиться со сказанным по этому поводу Хартманом: «Войско и государство были раздроблены на отдельные ленные владения, предоставляемые сюзереном вассалу за несение военной службы; каждый защищал себя, а не королевство».

Король не использовал те властные полномочия, которые у него оставались. Он отдал свое право и на сбор торговой пошлины, и на чеканку монет. Своими собственными руками монархия отдала полномочия, которых и так уже осталось немного, унаследованные ею от прежних времен. В конце концов монархия превратилась в форму, лишенную содержания. Точка в ее развитии во Франции была поставлена при Гуго Капете, когда королей стали выбирать.

Как мы видели, вторжения германцев не привели к исчезновению латыни на занятых ими территориях Римской империи, за исключением районов, где значительную часть населения составляли салические (приморские) и рипуарские (береговые) франки, алеманны и бавары. Во всех других районах романизация германцев происходила удивительно быстрыми темпами[259].

Вторгнувшиеся в Римскую империю германцы рассредоточились по ее территории; они брали в жены местных жительниц, говоривших на родном языке, и сами осваивали латынь. Никаких изменений в язык они не внесли, лишь добавили в него ряд слов в таких областях, как право и законодательство, охота, война и сельское хозяйство, причем эти слова имели употребление в районах к югу от нынешней Бельгии, где германцев было довольно много.

Еще быстрее проходила романизация бургундов, вестготов, остготов, вандалов и лангобардов. Как отмечает Гамильшег, когда арабы-магометане вторглись в Испанию и покорили ее, готского языка там практически уже не было; от него остались лишь имена людей и географические названия.

С другой стороны, вторжение арабов-магометан внесло хаос, неразбериху и сумятицу в мир Средиземноморья; это привело и к глубоким изменениям в языке. В Африке латынь была заменена арабским. В Испании, правда, латынь выжила и сохранилась, но она была лишена основ ее изучения, развития и распространения: не было больше школ, где ее преподавали, латынь не изучали и ею не пользовались и в монастырях, не было уже образованных священнослужителей, знавших этот язык. Покоренные народы говорили на римском диалекте, который, не являлся классической письменной латынью. Латынь, столь успешно сохранявшаяся и развивавшаяся на Пиренейском полуострове до вторжения арабов-магометан, теперь исчезла; люди стали говорить по-испански.

В Италии судьба латыни сложилась более благоприятно; в Риме и Милане существовало несколько школ, где изучали этот язык.

Однако наиболее рельефно языковая сумятица и ее последствия проявились в Галлии; именно по полученному здесь материалу мы можем судить и о причинах этого явления.

Латынь эпохи Меровингов представляла собой, безусловно, свою народную вариацию; однако это была по-прежнему разговорная латынь. Судя по всему, ее даже преподавали в школах в том объеме, в каком это было необходимо для повседневной жизни. В то же время и епископы, и сенаторы-землевладельцы по-прежнему читали, а иногда и пытались писать на классической латыни.

Латынь эпохи Меровингов никоим образом не была вульгаризированным языком. В нем мы практически не обнаруживаем германского влияния. Те, кто пользовался латынью в королевстве Меровингов, могли общаться и с жителями любого другого района Романии; они понимали собеседников и собеседники понимали их практически по всей бывшей Римской империи. Судя по всему, на севере Франции латынь была наиболее далека от классической ее формы, чем в каких-либо других районах, но и здесь это был язык и устной речи, и письма. Церковь охотно использовала именно этот язык в богослужении, в государственном управлении, а также в сфере законодательства и права.

Язык преподавали в школах. Миряне изучали его и писали на нем. Он был ближе к скорописи, нежели к классической письменной латыни римской эпохи. И, поскольку этот язык активно использовался для письма в таких областях, как управление и торговля, он прочно вошел в жизнь и занял в ней устойчивое место.

Однако ему было суждено исчезнуть в горниле потрясений и хаоса VIII в. Политическая анархия, реорганизация церкви, а фактически в немалой степени ее разрушение и ослабление влияния в обществе, исчезновение городов и торговли, фактическая ликвидация системы управления в масштабе как городов, так и всего государства, особенно упразднение финансово-налоговой системы управления, исчезновение светских школ — все это сделало невозможным сохранение языка, душой которого была латынь. Язык огрубел, упростился и опустился на более низкий уровень; фактически он распался на ряд римских диалектов, которыми пользовались в разных районах страны. Материалы и документы, по которым можно в деталях судить о ходе этого процесса, были безвозвратно утеряны, однако можно точно сказать, что около 800 г. жители королевства, за исключением священнослужителей, перестали пользоваться латынью[260].

Именно с того момента латынь перестала быть языком живого общения: она была заменена огрубленными диалектами, говорами и наречиями, из которых в дальнейшем и сформировались национальные языки западноевропейских стран; латынь же превратилась в язык ученых и книжников, коим она и продолжает оставаться в течение многих столетий; это ее новое качество, зародившееся в эпоху Каролингов, продолжает сохраняться и поныне.