– Скоро Масленица, – сказала она. – В воздухе пахнет весной.

Ей с детства нравился этот праздник блинов и разудалого веселья. Его не портили ни серое мартовское небо ни внезапный обильный снегопад, вдруг обрушивающийся на яркие шатры, уставленные снедью прилавки и на толпы радостных нарядных людей; ни бестолковая суета; ни слишком громкая музыка.

– Когда состоится аукцион? – спросила Астра.

– В пятницу.

– Совсем скоро…

Портрет Астры с зеркалом кисти Домнина стоял в спальне, прислоненный к стене. Этим утром она сообразила, какое чувство вызывает у нее картина: безотчетную тревогу. Художник при помощи форм и цвета великолепно изобразил внутреннее состояние молодой женщины, ее смятение, искания и скрытое любовное томление, в котором она не желает признаваться даже самой себе. С полотна смотрела как бы не сама Астра, а ее сокровенное «Я», отраженное в зеркале, – подернутые мечтательной дымкой глаза, чуть приподнятые в немом удивлении брови, чистый лоб, нежная линия губ, мягкие завитки волос у висков. Она и не она… другая, почти эфемерная незнакомка с похожими на Астру чертами, в тяжелом платье, богато изукрашенном золотым шитьем, в окружении сонма горящих мерцающих свеч…

– Это я или не я?

За ответом на мучивший ее вопрос Астра привычно обратилась к Алруне, доставшемуся ей от баронессы зеркалу . Оттуда на нее тоже взглянула незнакомка, блеснув темной глубиной зрачков.

– Медитируешь? – с усмешкой спросил бы Матвей, окажись он сейчас рядом.

Но он спал в соседней комнате, сладко и тихо похрапывая. Зато на Астру не повлияло ночное бдение в клубе «Ар Нуво»: ей надо было срочно установить, кто такой Сфинкс и чего от него ждать в ближайшие дни. То, что убийца расправится с очередной жертвой на Масленичной неделе, не вызывало сомнений. Где и когда именно это произойдет? На аукционе? Во время гуляний? В субботу или в Прощеное воскресенье? В последний день праздника будут сжигать соломенную бабу…

В принципе, выход из положения прост: Мурат может не высовывать носа на улицу. Но рано или поздно он выйдет. Никто не в силах провести в добровольном заточении остаток жизни. А Сфинкс от своего не отступится. Он фанатик, одержимый одному ему понятной маниакальной идеей, которая обосновывает эти убийства. Он выследит намеченную жертву и настигнет ее где бы то ни было. А потом наметит следующую… и этот конвейер смерти будет пожирать людей, как пожирало их мифическое чудовище.

– Существует способ покончить с ним, – прошептала Астра своему отражению в зеркале . – Разгадать его загадки. Не только последнюю – все! Тогда, как предначертано богами, он умрет: бросится со скалы и разобьется. Он… она… раскроет себя своей гибелью. Ход действий запущен, и его уже не остановить. Ход действий, заключенный в древних легендах о Сфинксе, сработает, ибо у него нет временных рамок.

– Почему Масленица? – спросил Матвей, перед тем как завалиться спать.

– Во-первых, время, отведенное Мурату, истекает. Во-вторых, Сфинксу нужна публика. И Никонов, и Теплинский убиты в людных местах. В-третьих, Масленица – праздник ряженых, карнавал масок, славянский вариант Хэллоуина, когда возникает ощутимая и явственная связь с предками, а значит, с иным миром . Мурат – третья жертва, культовое число. Именно третья голова будет приурочена к языческим игрищам. Я прослеживаю в этой истории кельтскую линию: мандрагоровая дама, сильфида, Маха – богиня разрушения, воительница, которой посвящали отрубленные головы врагов… и, наконец,лилии.

– Лилии? – не понял Карелин.

– Ну да, белые лилии. Сфинкс передает свои послания в корзине с этими цветами. Они-де выросли из капель молока Геры и символизируют Млечный Путь. И еще лилии ассоциируются с загробным царством и смертью. Мне Домнин много рассказал во время сеансов, потом я сама кое-что прочитала. По некоторым поверьям, в облике лилии являются души умерших…

Ее объяснения почему-то разозлили Матвея.

– Тебе не надоело собственное словоблудие? – возмутился он. – Хватит уже! Забудь о кельтах. Так можно и… свихнуться. Я пошел спать. Тебе советую то же самое.

– У меня сна ни в одном глазу!

Астра осталась думать, рассуждать, анализировать. Времени у нее было в обрез. Она возлагала надежду на зеркало. Как обычно после диалога со своим отражением появилась мысль: Сфинкса невозможно разгадать извне: только изнутри. Необходимо стать им, занять его место и почувствовать то, что чувствует он. Слиться с ним, повторить его в мельчайших деталях, стать его дыханием, его пульсом…

Астре стало страшно, как будто ей предстояло погрузиться в глубокую топь.

– Выберусь ли я оттуда?

Радуясь, что Карелин этого не видит, она достала завернутый в шелковый лоскут корешок, похожий на человечка, прижала его к себе и мысленно взмолилась:

«Альраун, миленький, помоги мне. Там, куда я отправляюсь, мне очень нужен верный друг, готовый протянуть утопающему соломинку».

Она закрыла глаза и… вообразила себя каменным исполином, возлежащим на плато Гизы… Раскаленный воздух пустыни ударил ей в лицо. Она ощутила палящие солнечные лучи и шуршание песка… В вырубленной из скальной породы голове стража пирамид царила пустота…

И вот уже бредет по едва различимой дороге под выцветшим от зноя небом голодный лев с головой мужчины. Он рыщет близ Парнаса и поедает прохожих. Это Греция. С высоты горного массива виден Коринфский залив, а у подножия Парнаса лежит город Дельфы. Здесь все еще вещает великий оракул? Оракул безмолвствует…

По пути к Фивам полузверь-получеловек превратился в крылатого монстра: его тело покрылось перьями, лицо приобрело хищные и прекрасные женские черты, а от льва остались только мощные лапы с острыми когтями…

«Как Сфинкс выглядит сейчас? – подумала Астра в полудреме. – Это женщина или мужчина? Птица или зверь? Хищник или жертва?»

Внезапно она оказалась на сухом каменистом берегу среди античных развалин. Вдали плескались зеленые волны Эгейского моря… душистый ветерок нашептывал: «Здесь ты больше ничего не узнаешь… ничего… не узнаешь… ш-шш… ш-шш…» – убаюкивал, укачивал… зазывал в призрачные чащи Морфея…

Морское побережье сменил лес с поваленными, как после сильной бури, деревьями, где-то вдали между могучих стволов едва брезжил розоватый свет. Астра пробиралась сквозь бурелом, проваливалась по колени в вековой мох, раздвигала руками толстые ветви…

– Э-эй… – донеслось до нее. – Э-эй… Сюда-а!

Она шла на звуки мелодичного голоса и добралась до сумрачной поляны, заросшей тигровыми лилиями. Их терпкий удушающий аромат заполз в ее легкие, дурманя, смежая веки, путая мысли… Стебли, на которых раскачивались чашечки цветов, подобные языкам пламени, уходили ввысь… и угасающее сознание Астры успело отметить, что она, видимо, упала и лежит среди лилий…