Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы и так его закончим! Рано или поздно это случится! — упорствовал полицейский.
— И кого мы сможем призвать к ответу, не имея ни одного живого свидетеля?
— Вы сумасшедшая! Почему это для вас так важно?! — гневно спросил Матиас.
— Не знаю! — И это правда. Я не копалась в своих эмоциях относительно этого дела. Потом разберусь.
— Юлали, если не откажетесь, я сам на вас Монтойе настучу, — пригрозил мне коп.
— Не настучите. Вы даже сильнее меня хотите распутать это дело.
— Тогда я буду везде с вами!
Я посмотрела в бледное после вчерашней алкогольной эскапады, но такое решительное лицо Матиаса. Ну вот как мне убедить окружающих меня мужиков, что я не нуждаюсь в их гиперопеке? Сказать Терчу, что в случае чего я его сама защитить могу? Смешно.
— Вы не можете пойти со мной. Это условие сделки.
— Тогда скажите мне, чего от вас хочет Велш! — потребовал мужчина.
— Не могу. Это тоже секретная информация, — уперто повторила я.
— Нет, ну это невыносимо, в самом-то деле! — закатил глаза Матиас. — Вы меня в гроб загоните, Юлали!
— Слушайте, Матиас, обещаю, что с радостью передам вам все те сведения, которые мне, возможно, даст Велш. Но пока вам стоит запастись терпением.
— Шикарное предложение, Юлали! Я должен терпеливо ждать, пока вы не найдете неприятностей на свою… голову! Я прям в восторге! — Мужчина был практически взбешен.
В этот момент Пробс вышел из кабинета и уставился на нас. Холодно кивнув полицейскому, он сделал мне приглашающий жест в сторону лифта.
— Все будет нормально. — Я пожала руку Терчу и пошла за адвокатом.
Добирались мы с Микаэлем до управления в прежнем безмолвии.
Допрос прошел относительно спокойно. Правда, Моровец пытался выступать, толкая речь о гражданской сознательности, и брызгать слюной, но Пробс быстро заткнул его. Поэтому весь наш диалог с агентами с моей стороны был сведен к постоянному повторению одних и тех же слов. Нет, не знаю, не имею понятия, никогда не видела… Примерно так Потом я долго ставила свои подписи там, где тыкал пальцем Пробс.
Когда мы покинули кабинет, Пробс сказал мне, что свяжется со мной, когда техническая сторона нашей встречи с Велшем будет подготовлена. Я вышла на улицу и вместо Микаэля увидела Северина, стоящего у гладкого бока Ти-Рекса. Одного только столкновения наших глаз оказалось достаточно, чтобы по моим венам стремительно понесся жар, а сердце сорвалось с привычного места, начав дико колотиться где-то в горле. Хочу отвести взгляд, но он словно прирастает к Северину. Мое тело реагирует на него мгновенно, подло напоминая мне, сколько часов прошло с того момента, когда он последний раз был во мне, толкая мощными рывками своих бедер нас обоих к желанной невесомости. Я закусываю губу, очень сильно, желая болью прогнать нахлынувшее желание подойти и прижаться, вдыхая запах. Юлали, ты дура! Вспомни, что кроме этого тела, к которому тебя так нестерпимо тянет, в этом проклятом самце есть и невыносимый характер и он собирается отнять у тебя всю твою привычную жизнь. Злость! Вот то единственное чувство, которое следует испытывать к нему.
— Боишься, что сбегу? — буркнула я, подходя.
— Боюсь, — пожал плечами Монтойя.
— Я домой хочу.
— Как скажешь. Но вечером мы вернемся назад. Сейчас заключительные дни шоу.
— А что ты станешь делать, когда придет время уезжать? Мне нельзя покидать город. Я под подпиской.
— А ты и не будешь, пока все не утрясется. У меня нет намерения сначала увезти тебя, а потом прятать от властей до конца жизни в Канадских лесах.
— Да правда, что ли? — усмехнулась я. — А вот мне так показалось, что ты с удовольствием запихнул бы меня в какую-нибудь глухомань, где контролировал бы каждый мой шаг.
Монтойя тяжело вздохнул, устраиваясь на водительском месте.
— Ты ошибаешься, — только и сказал он и включил радио.
Оказавшись перед своим домом, я какое-то время сидела и моргала, глядя на режущее глаз свежей краской строение до боли знакомых очертаний. Еще недавно облупившиеся и выгоревшие стены теперь сияли новизной, на окнах появились защитные роллеты, прям могу поспорить, способные выдержать прямое попадание из дробовика. Даже старая хлипкая дверь была заменена на нечто, напоминающее двери сейфа. А еще вокруг участка появился хренов белый заборчик. Это же просто с ума сойти!
— Что с моим домом? — наконец спросила я.
Северин молча пожал плечами и выбрался из машины. Я осматривала последствия очередного вмешательства в мое жизненное пространство мужем и размышляла о том, что судьба свела меня с какой-то чокнутой стихией. С момента его появления ни один аспект моей жизни не оказался не затронутым им. И все он перевернул с ног на голову или оставил свой жирный след в истории. Даже пропади он по волшебству завтра, мне вряд ли удастся его забыть, повсюду натыкаясь на то, к чему он приложил свою энергию. Позвенев ключами, Северин открыл дверь, и я уже прямо-таки со страхом прошла внутрь, озираясь, как на минном поле. Но внутри, слава Богу, все было по-прежнему. Только у заднего входа была сложена огромная куча какого-то барахла.
Я, недолго думая, отправилась в свою ванную, чтобы немного побыть в своем привычном пространстве, куда еще не добрались неугомонные ручонки Монтойи. Стоило ли удивляться, что он через пару минут вошел вслед за мной и уселся на стиральную машину.
— Ты не будешь орать на меня?
Сквозь еще не успевшее запотеть стекло я видела, что он смотрит не на меня, а в противоположную стену.
— За что?
— За заборчик, — хмыкнув, ответил Северин после короткой паузы.
Так вот, значит, что. Мой суженый надеялся спровоцировать меня на очередной скандал, в процессе которых мы обычно оказываемся голыми и обезумевшими от похоти.
— Не сработает, — ответила я.
Северин поднялся и подошел вплотную к стеклянной перегородке. Я замерла, ожидая его вторжения. Но он только прижался лбом и ладонями к стеклу, словно хотел пройти его насквозь, и поймал мой взгляд своим, голодным и нуждающимся.
— А что сработает? — прошептал он, и я увидела, как от его резкого дыхания мутнеет кружок стекла напротив его рта. Воспоминание о том, как ощущается на моей коже это горячее рваное движение воздуха, заставило кожу покрыться огромными мурашками, и мои соски съежились, несмотря на горячую воду.
Но Северин не опускал взгляд и смотрел только в мои глаза.
— Я не знаю, — так же прошептала я в ответ.
Он оттолкнулся от душевой кабинки и быстро вышел прочь из ванной. А я неожиданно поняла, что мои ноги словно вата и в груди так все тянет от боли, будто меня на живую потрошат. Сползла по стенке и так и сидела, проклиная себя за то, что такая, какая есть. В голове сотни вопросов. А ответов нет. Почему сутки назад мне казалось, что я его ненавижу, а теперь внутри все рвется и нудит от того, что между нами есть пространство? Неужели для меня уже поздно метаться, я уже стала зависима от него и буду, как моя мать, прощать, что бы он ни сделал, и покорно ждать капельку тепла? Что, выходит, от судьбы и правда никуда не денешься? И выход один — просто утонуть? Тогда почему я не чувствую настоящего отчаяния? Почему моя злость к Монтойе питается только моим упрямством и гаснет, как спичка, погорев всего ничего? Куда девается вся сила и решимость, стоит ему лишь оказаться ко мне чуть ближе? И как же мне со всем этим в конце концов быть?