Северин

Моя жизнь дерьмо! Это откровение посетило меня, когда моя жена вторую ночь подряд, заснув как можно дальше от меня, позже во сне перекатывалась и практически полностью располагалась на мне сверху. А я слушал ее ровное дыхание и словно вороватый нищий, едва касаясь, гладил нежную кожу, вдыхал запах волос и боялся шевельнуться, чтобы она не проснулась и не отстранилась снова, отнимая у меня и эту малость.

И чего глупые люди так воспевают проклятую любовь? Что в ней, на хрен, хорошего? Что она дает человеку, кроме душевных страданий и самокопаний, чувства постоянной неуверенности, боязни все испортить и удушливого страха потери? Разве я плохо жил без этой любви и всего остального багажа, который она притащила вслед за собой? Я был всем доволен. Делал и говорил что хотел, не заморачиваясь, что задену чьи-то чувства. У меня были друзья, мое шоу и масса новых возможностей кругом. У меня был секс, приносящий ни к чему не обязывающее удовольствие когда и где захочу. И никаких тебе метаний и бесконечных попыток распутать этот безумный клубок противоречий по имени Юлали.

Что у меня есть теперь? Одна-единственная женщина, которая сводит меня с ума каждую минуту времени и заставляет остро переживать такие вещи, о которых я раньше даже не подозревал. Она одновременно и жесткая, холодная, умеющая полосовать по-живому каждым словом как бритвой. И в то же время я чувствую, что нет никого мягче и уязвимей, чем она. Есть в ней такая невообразимая хрупкость внутри, что у меня иногда сердце стынет от страха сломать, разбить ее неосторожным словом или движением, если она меня, наконец, допустит до этой своей нежной сердцевины. Подумать хотя бы о том, к чему привела моя демонстрация защитного инстинкта. К тому, что мой чертов член меня теперь просто ненавидит. Потому что это настоящая изощренная пытка — обнимать Юлали всю ночь, пока она спит, и не иметь возможности пойти дальше этого. И это меньшая из моих проблем.

Да уж. Мой волк уже воет и хнычет, как долбаный слабак, не в силах дотянуться до чувств своей пары. Мое тело страдает каждой своей клеткой от постоянного непреходящего возбуждения. Голова же кипит от мыслей и противоречий. Я ведь знаю, что могу получить свою жену истекающей влагой, дрожащей от невыносимого возбуждения в любую минуту. Могу. Это будет нечестная игра, но я знаю, что могу заставить ее трястись от похоти и рычать, требуя мой член внутрь. И, Господи, прости, как же дико я этого хочу! Целовать ее шею со своей меткой и грудь, прикусывая соски, отчего она выгибается и начинает резко выдыхать, впиваясь в мои волосы. Ее веки тяжелеют и прикрываются, но она смотрит на меня из-под них с голодом и требованием двигаться дальше. Ее губы приоткрываются и сводят меня с ума мыслями о всех тех грешных вещах, что могут творить с моим телом и душой. Потому что даже простой поцелуй моей жены способен не просто воспламенить меня. Он разрывает меня в клочья. Поцелуи Юлали — это не часть прелюдии, они ощущаются в сотни раз круче, чем полноценный секс с любой из моих бывших. Это настоящий мазохизм с моей стороны сейчас думать об этом, но я просто не могу остановиться. Не могу не представлять, как дрожат ее широко распахнутые бедра, когда я ласкаю ее ртом. Как Юлали вцепляется в мою голову в момент экстаза, жестко трахая мой рот, и как мое собственное тело вибрирует каждый раз на грани оргазма от ее низких надрывных криков и сокращений внутренних мышц. Только с ней я ощущаю невообразимый кайф от того, что даю наслаждение, а не получаю сам. В некоторые моменты мне кажется, что я готов упиваться до бесконечности ее ощущениями, забывая о себе. И все это я могу получить прямо сию минуту, но это не то, что я хочу на самом деле.

Потому что это будут именно ОЩУЩЕНИЯ. А я хочу от Юлали ЧУВСТВ. Я могу получить ее тело, могу заставить ее гореть бесконечно долго, но все же, как только остановлюсь, моя жена окажется от меня еще на тысячу миль дальше, чем до этого. Потому что она будет четко осознавать, что я использовал нашу связь и голую физиологию для подчинения ее разума себе. А с ней это не сработает. Я хочу Юлали совсем не так, как хотел женщин до нее. Это некий совершенно другой, немыслимый раньше уровень. Поразительно, как одним и тем же словом можно назвать настолько разные по своей сути чувства. Жажда обладать кем-то, не важно кем, просто утоляя голод тела, сильная физическая нужда, но притом все это можно игнорировать. И жажда обладания своей женщиной, только ею, как одна из основополагающих жизненных потребностей не столько тела, сколько души. Потому что я неистово хочу не только эту кожу, этот запах, эту влажную обжигающую глубину, все то, что представляет собой внешнюю доступную оболочку моей жены. Я умираю от желания быть в ней, стать одним из составляющих элементов ее крови, чтобы ее сердце проталкивало меня по ее венам, делая частью каждой крошечной кчетки в теле. Хочу быть воздухом, что она вдыхает. Царствовать в ее мыслях, как она в моих. Желаю стать такой же жизненно важной необходимостью для нее, как она стала для меня.

Видимо, в этом и заключается самый основной смысл любви. В какой-то момент я почти перестал думать о том, что нужно мне и чего я хочу. Нет, я не утратил желаний и стремлений. Просто как-то вдруг гораздо важнее стало то, что я больше всего на свете мечтаю быть всем тем, чего желает Юлали. Быть нужным ей — вот теперь основная потребность моего существования. Я хочу ее обладания мною ничуть не меньше, чем желаю обладать сам. Это некое вхождение друг в друга, не грубое вторжение, а именно глубинное проникновение, стремление наполнить собой и наполниться в ответ самому.

Юлали вздрогнула и дернулась во сне, напоминая мне, насколько мы еще далеки от того, о чем я мечтаю, и неважно, как тесно она прижата сейчас ко мне. Нести и мама правы. Что-то есть в прошлом Юлали такое, что заставляет ее вновь и вновь выстраивать между нами стены, скрываться, прятаться от меня. Я это понимал и раньше, но надеялся, что это не настолько глубокое. Но я ошибся. Мама увидела это сразу. Юлали ранена, причем так сильно, что ничего у нас не выйдет, пока я не доберусь до этой раны и не сумею найти лекарство, способное, наконец, ослабить боль. Моя девочка так яростно отрицает власть своей животной половины, но ведет себя, как и положено раненому зверю. Бежит, пока есть любая возможность, и бешено оскаливается, когда зажимают в угол и нет пути для отступления. Понимаю, что она привыкла эти годы жить со своей раной, закрываясь внутри и зализывая ее самостоятельно. Но это так и не позволило ей выздороветь. Значит, пришло время для вмешательства. Иногда единственный способ вылечить подобное — это иссечь пораженную, некрозную ткань, обнажая кровоточащую, но живую глубину, и дать шанс всему срастись по новой.

Заорал чертов будильник Юлали, давая понять, что время даже такой иллюзорной близости истекло, и она тут же вскинула голову. Я закрыл глаза, не желая видеть, как сейчас изменится ее лицо и она опять наглухо закроется и сбежит из нашей постели. Глядя из-под ресниц, как она стремительно уходит в душ, я ощущал, как из моего тела вслед за ней натягиваются струны, что режут все внутри с каждым шагом Юлали от меня. Моя дикарка посадила на цепь мое сердце и таскала за собой его, как чертов воздушный шарик, даже и не зная этого. Но я уже принял решение изменить все, и нужно только начать действовать.