Молотов же, получив индульгенцию от Сталина и очередные заверения в полном к нему доверии, несколько лет спустя сумел полностью реабилитироваться в его глазах. Несомненная симпатия к творчеству Демьяна не помешала Вячеславу Михайловичу настучать Сталину на оперу-фарс «Богатыри», либретто к которой принадлежало Бедному. Опера была немедленно запрещена. Вышедшее 14 ноября 1936 года постановление Комитета по делам искусств обвинило незадачливого либреттиста в клевете на прошлое России.

Но вернемся к современным поэтам. «Чуждым» Молотов считал Евтушенко, а его стихотворение «Наследники Сталина» назвал «гнусной вещью». «Сволочь он, конечно», — с чувством отозвался Вячеслав Михайлович о Евтушенко. Повесть Валентина Катаева «Уже написан Вер-тер» — о красном терроре в Одессе — назвал «камушком в адрес партии, ленинизма». А Театр на Таганке, как считал Вячеслав Михайлович, обладает «специфическим запахом».

В 1986 году Молотов успел дать интервью газете «Московские новости», в котором сообщил: «У меня счастливая старость. Хочу дожить до 100 лет». Но йсе же не дожил четырех лет.

По мнению Феликса Чуева, «при всем своем интернационализме Вячеслав Михайлович невероятно болеет за все русское, считая, что мы должны сами, своими силами превзойти мир».

И действительно, Молотов неоднократно не без гордости повторял Чуеву: «А все-таки в России были большевики, которых еще в других местах не было... Можно гордиться и можно плеваться на русских, когда они плохо ведут себя. Но есть чем гордиться. Россия мир спасала несколько раз, как ни крути».

При этом Вячеслав Михайлович оговаривался:

«Русский народ помог другим народам, это правильно, но эго половина дела. Другие народы смогли начать развивать свои способности только после ликвидации русского деспотизма и царизма. Не видеть главного, деспотизма, и замазывать дело тем, что на местах есть деспоты, — это уже ограниченность. Нельзя это замазывать. Если мы, русские, не будем этого говорить, то за спиной у нас все время будут стоять полудрузья... Чтобы добиться революции, русские должны были иметь прочный союз среди других наций. А поэтому Ленин говорит: главная опасность — национализм. И сейчас такая опасность, безусловно, есть.

Это противоречит марксизму: когда мы будем жить хорошо, тогда и другие страны. Я считаю это национализмом. Никто не замечает это дело. А это есть первая коренная ошибка с точки зрения международного коммунистического дви-

Поскольку русским приходится выполнять руководящую роль, то нельзя отталкивать от себя. Поэтому главная опасность — это великодержавный шовинизм. При Ленине, конечно, другое было положение, но и теперь могут расползтись. Опасно. В Прибалтике, Молдавии, да и в Средней Азии возникнут настроения...

Все может быть, и республики станут отходить от нас. В какой-то мере, если не будет проводиться ленинская политика. Опыт колоссальный. При всех трудностях ничто от нас не отошло, кроме тех, кому мы разрешили отойти, например Польше, Финляндии. До определенного момента — Прибалтике. И это только благодаря тому, что осуществляли политику, которую Ленин очень глубоко разработал и очень твердо проводил — направо и налево критикуя тех, которые нивелировали национальный вопрос».

В определенной мере Молотов оказался прав. В эпоху перестройки крах коммунизма в СССР начался с обострения межнациональных противоречий и постепенного отдаления республик от центра.

Однажды, в декабре 1972 года, Чуев спросил Молотова:

— Как все-таки будет при коммунизме, сохранятся ли национальные особенности?

— Ну, это сотрется.

— Но это же плохо.

— Почему плохо? Обогатимся. Вы что думаете, у немцев нет хороших качеств? У французов нет?

— Но тогда у нас не будет своего нового Пушкина, Чайковского, Сурикова... Будет общая, интернациональная культура.

— Нельзя свой кругозор ограничивать тем, что уже создано. Пора научиться мыслить более широко. А если вы этому не научитесь, вы останетесь ограниченным полу-коммунистом, русским, не больше. Никто у вас не отнимает национальное, но вы подниметесь на ступеньку выше. Но, если вы останетесь на этих позициях, вы будете хорошим поэтом РСФСР, но не СССР. Твардовский борется за русскую поэзию, это лучший сейчас русский поэт. Я помню его, он очень талантливый и очень ограниченный. Потому что многие из нас ограничены российским кругозором, где преобладает крестьянское — то, что Маркс называл идиотизмом деревни. Узкий кругозор у человека, и ему это нравится. Крестьянская — русская ли, грузинская ли, немецкая — но ограниченность... Вот была у меня маленькая книжка, как-то попала после войны, переписка Чайковского с Танеевым. Танеев восторгается музыкой Чайковского, богатством красок, гордится русской культурой. Правильно, говорит Чайковский, я тоже восхищаюсь и немецкой, и итальянской, и французской музыкой. Что он, не национален? Глубоко национален. Но не сводит все к русскому. Наиболее талантливые люди не ограничиваются своим полем зрения, а добавляют кое-что полезное и от соседей, ведь это же замечательно!

Молотов считал Сталина единоличным творцом советской национальной политики, и сталинскую политику здесь считал безошибочной:

«Никто так не разбирался в национальных вопросах, не организовывал наши национальные республики, как Сталин. Одно создание среднеазиатских республик — это целиком его, сталинское дело! И границы, и само открытие целых народов, которыми никто не интересовался в центре и не знал их по-настоящему. Потому что все мы, включая Ленина, не доходили до этих дел, некогда было, а он очень хорошо в этом разбирался. Ведь острая борьба шла. Казахи, например, их верхушка, дрались за Ташкент, хотели, чтоб он

был у них столицей. Сталин собрал их, обсудил это дело, посмотрел границы и сказал:

— Ташкент — узбекам, а Верный, Алма-Ата — казахам.

И стоит нерушимо. Конечно, Сталин на себя взял такой груз, что в последние годы очень переутомился, устал и почти не лечился — на это тоже есть свои основания, врагов у него было предостаточно... А если еще кто-нибудь подливал масла в огонь...»

Молотова мучили предчувствия, что по нерадивости правителей социализм в СССР может рухнуть. В 1974 году он говорил Чуеву:

«В партии еще будет борьба. И Хрущев был не случаен. Страна крестьянская, правый уклон силен. И где гарантия, что эти не возьмут верх? Вполне вероятно, что в ближайшее время к власти придут антисталинцы, скорей всего буха-ринцы».

Что ж, Вячеслав Михайлович не ошибся и дожил до начала горбачевской перестройки.

Феликс Чуев свидетельствует:

«...Ясность ума не покидала его. Было только одно отклонение — незадолго до смерти. Утром он прочитал последнюю страницу “Правды”, отложил газету и сказал:

— На пять часов пригласите ко мне Шеварднадзе.