Иха взяла Ивана за руку и потянула его прочь от границы.

– Пусть побудут вдвоем, – прошептала она. – Мы их найдем.

Волк помог Моргане подняться, она обняла его и тихо всхлипнула.

– Пойдем отсюда, – сказал он.

Ведьма и бывший инквизитор медленно шли по лесу, они опирались друг на друга, находя поддержку и тепло.

Небо окончательно потемнело. Бархатная чернильная тьма окутывала и скрывала.

Волк пошатнулся.

– Нужно отдохнуть. – Моргана помогла ему устроиться. Она открыла бутылку воды и смотрела, как Курт с жадностью пьет. – Нужно обработать раны.

Она копалась в сумке, когда Волк хрипло спросил:

– Ты говорила, что меня боялась… А сейчас?

Как ни странно, этот вопрос занимал его сейчас больше всего.

Мор щедро плеснула дезинфицирующую жидкость на порез, который, к счастью, был неглубоким, отчего Волк зашипел, как рассерженный кот.

Кот, кстати, пришел, неся в зубах какую-то огромную мышь, уселся в свете фонарика и принялся со вкусом ужинать.

– А сейчас нет… – ответила Мор и заметила: – У тебя на боку отпечаток ботинка.

– Возможно, – согласился Курт, вспоминая ночь, проведенную в Инквизиции. Ведьма добавила жидкости на ссадину. – Не выливай всё… А еще говорила, что я жестокий… – продолжил он с упорством, достойным лучшего применения.

– Угу, – многозначительно подтвердила Мор. – Хорошо, что сейчас тепло, – суетливо заметила она, неуклюже стараясь уйти от разговора. Она свернула куртку и устроила ее под голову Курта вместо подушки. – Ложись, – деловито скомандовало она. – Тебе нужно восстановить силы. – Она ласково провела рукой по чуть влажным волосам. – Спи, я посижу здесь.

– С тобой я меняюсь, – бессвязно пробормотал Курт. Веки отяжелели и сомкнулись. Ему снилась кровь, он слышал стоны и звон металла.

Моргана смотрела на мужчину. Он погрузился в беспокойный, тяжелый сон. Голова его судорожно дернулась, он вздрогнул. Ведьма легла рядом и обняла, устроив голову на его плече и поглаживая его.

– Конечно жестокий, и злой, и хитрый, – перечисляла она.

Мужчина застонал, плотно сжимая зубы, тело его выгнулось дугой.

– Тише, – успокаивающе сказала Мор. – И ты не изменишься.

Новый мучительный стон сорвался с его губ.

– И характер у тебя совсем не сахар, – продолжала она, вглядываясь в черты его лица. – Никто не может изменить человека, а я тем более…

Курт вздрогнул, по телу пробежала дрожь. Мор ощущала, что в нем идет какая-то борьба, скорее всего это были разрушительные последствия колдовства. Слишком много сил он потратил. Она коснулась губами его губ и прошептала:

– Единственное, что я могу, – это любить тебя.

Она отпустила свою колдовскую силу. Сон Волка стал спокойнее, стоны и метания прекратились. Моргана погасила фонарик и легла рядом.

Постепенно ее дыхание стало ровным, сказывались усталость и переживания последних дней. Она спала. Курт крепче прижал к себе Моргану. В темноте его глаза мерцали:

– Я тоже могу, ведьма… Только тебя.

Верховный инквизитор сидел в своем кабинете и внимательно читал. Кабинет преобразился, практически вся мебель исчезла, как и пресс-папье в форме дельфинчика. Здесь стало много воздуха и света. Верховный потянулся, хрустнули костяшки пальцев.

– Входи, Смерть, – тихо сказал он.

Смерть, бессменный заместитель нескольких Верховных, скользнул в кабинет и в который раз с неодобрением огляделся вокруг. Новшеств он не любил и искренне презирал. Он считал, что работа в Инквизиции – это прежде всего соблюдение определенных традиций. Но все когда-то меняется.

Новый Верховный отличался от своих предшественников подозрительным либеральным отношением к ведьмам. Хотя до этого о нем говорили как о самом непримиримом и жестоком инквизиторе.

Смерть выдержал холодный взгляд темных глаз своего нового Шефа. Температура в кабинете резко снизилась. Инквизитор почувствовал, как по шее поползли мурашки. Он тряхнул головой в надежде избавиться от неприятного ощущения тревоги.

– Инквизиция работает неэффективно, – сказал Верховный, продолжая буравить взглядом своего нового подчиненного.

«Ты еще под стол пешком ходил… Нет, тебя еще в проекте не было – а Инквизиция неплохо справлялась», – пытаясь подавить раздражение, подумал Смерть. Но, естественно, промолчал, так как знал, что каждый новый начальник горит идеей все улучшить. И очень глупо стоять на пути этого «пламени», можно легко обжечься.

– Мы заняты невнятными, слабыми ведьмами, которые совершенно не представляют никакой опасности. Мы тратим ресурсы, гоняем баб туда-сюда. А враг наш набирает силы.

Смерть молчал. Слушал внимательно, слегка склонив голову. За окном медленно садилось солнце, его косые лучи падали на лысину зама, отчего та особенно блестела.

– Нужно выпустить всех слабых ведьм с поселений, – продолжал Верховный, – Что за ерунду я рассматриваю… это разве дела? Нужно заниматься реальной работой! – рявкнул он, намеренно себя распаляя.

– А что делать с этими слабыми ведьмами? – скептически спросил Смерть.

– Пусть работают, пользу приносят. Вот начнут вредить, тогда и надо их брать. Доперестраховывались… – выругался он со вкусом и витиеватой изобретательностью. Смерть даже постарался запомнить один особенно эффектный оборот.

– А мне говорили, что вы, Верховный, ненавидите ведьм. Не просто так инквизитора нарекают Лютым.

– Не просто. С этого момента мы займемся вычислением самых опасных ведьм, которые работают у нас под носом… прямо здесь, в Инквизиции.

– Женщин мало. – На лице Смерти не дрогнул ни единый мускул, он чувствовал, что контроль возвращается к нему. – За пару месяцев…

– Нет-нет, – резко перебил его Лютый, – я говорю совсем о других ведьмах. – Он выдержал несколько театральную паузу и продолжил: – О мужчинах. – Смерть не смог скрыть изумления. Но предположение, что Шеф безумен, отмел сразу.

– Я объясню, – сказал Лютый, наслаждаясь произведенным эффектом.

А эффект был, и еще какой! Невозмутимость Смерти смело как рукой. Можно было пересчитать по пальцам людей, которые видели этого мужчину растерянным и одновременно озадаченным.

Обрести некое подобие душевного равновесия ему удалось только через три часа. После того, как он вышел от Верховного, ему понадобилась отменная порция самого крепкого алкоголя.

Лютый снова открыл папку. Он в сотый раз пробежался глазами по строчкам. В документе не было купюр. Особенное внимание привлекло одно слово, а точнее – имя.

Оно было непомерно длинным, одиннадцать букв.

– Интересно, – вслух сказал инквизитор, – чья была идея так назвать ребенка? Матушки-ведьмы или счастливого отца?