и наковальней. Командиры регулярно отправляли гонцов в Тунет в надежде, что хоть один из них доберется до Матоса.

Но время шло, а положение восставших в лучшую сторону не изменилось, наоборот, оно только ухудшилось. Сначала командиры резко сократили нормы выдачи продовольствия, а затем и вовсе прекратили его выдавать, потому что все припасы закончились. Тогда пустили под нож всех лошадей и вьючных животных, но мяса хватило ненадолго. Испытывая жесточайшие муки голода, воины варили и ели кожаные ремни от снаряжения, объедали траву в долине и по склонам холмов. Вскоре и этой еды не осталось. От отчаяния наемники стали поглядывать в сторону пленных карфагенян, а затем не выдержали, зарезали всех пленников и съели. Через некоторое время такая же участь постигла и рабов.

Спендий, Автарит и Зарза, как могли, успокаивали подчиненных, рассказывая им сказки о том, что со дня на день подойдет армия Матоса и коварный враг будет разбит. Однако никто на помощь не приходил, и в войсках начались волнения. Наемники требовали от своих начальников принять какое-либо решение, а те ничего не могли предложить своим людям. Командиры мятежников были уверены, что пробиться силой из теснин у них нет никаких шансов, а о том, чтобы вступить с неприятелем в переговоры, даже речи не было. Спендий и Автарит отдавали себе отчет в том, что Гамилькар спросит с них за страшную смерть Гескона – и спросит так, что мало никому не покажется. Галл и италик откровенно трусили, визит к карфагенскому полководцу мог им присниться разве что в кошмарном сне. Впрочем, явь оказалась гораздо страшнее сна. Наемники, доведенные голодом до отчаяния, наконец-то осознали, что помощь из Тунета не придет, и потребовали от своих вождей вступить с Гамилькаром в переговоры. В противном случае угрожали им расправой. Для Спендия и Автарита эти призывы прозвучали как приговор, и было неизвестно, что хуже – быть растерзанными собственными солдатами или же оказаться в руках Барки. Скрепя сердце командиры наемников отправили посланца в лагерь карфагенян и договорились о встрече с пунийским полководцем.

…Гамилькар направил коня на вершину холма и оттуда наблюдал, как из лагеря восставших вышла группа людей и направилась в сторону карфагенских позиций. За спиной командующего сгрудились военачальники и телохранители, в лучах утреннего солнца ярко сверкали начищенные до блеска шлемы и панцири. По сравнению с карфагенянами с трудом поднявшиеся на холм мятежники являли жалкое зрелище. Без оружия и доспехов, в грязных туниках и осунувшиеся от голода, они совсем не походили на тех бравых воинов, которые чуть было не сокрушили могущество великого Карфагена. Гамилькар как башня высился над этими инстинктивно жавшимися друг к другу людьми. Командующий долго и с презрением смотрел на бывших подчиненных, запятнавших руки кровью его товарища по оружию. Молчание затягивалось, Барка задумчиво перебирал конские поводья, а затем громко произнес: «Да будет дозволено карфагенянам выбрать из неприятелей по своему усмотрению десять человек, а все прочие уйдут в одних туниках» (Polyb. I, 84). Это было настолько неожиданно, что посланцы не поверили своим ушам, они и рассчитывать не могли на столь мягкие условия. Мятежникам показалось, что удача сама идет к ним в руки, и они с радостью согласились на столь выгодные, по их мнению, предложения. Гамилькар внимательно выслушал Спендия, после чего заявил, что, согласно состоявшимся договоренностям, он выбирает присутствующих здесь послов, благо что их ровно десять. Услышав слова полководца, Спендий с товарищами растерялись, а когда опомнились, телохранители Гамилькара уже скручивали им веревками руки. Весь высший командный состав вражеской армии был взят под стражу, и мятежное войско оказалось обезглавлено.

Весть о том, что их предводители схвачены карфагенянами, с быстротой молнии распространилась среди наемников. Не разобравшись, что к чему и не догадываясь о том, что командиры арестованы по соглашению с Гамилькаром, воины схватили оружие и устремились к выходу из теснины. Отчаяние охватило десятки тысяч людей, мятежники решили или победить, или умереть. Атака стала неожиданностью и для пунийцев, которые в это время срывали вал и засыпали ров, чтобы согласно букве договора выпустить из ловушки вражеских солдат. Но Гамилькар держал войско в боевой готовности, и когда увидел, что противник пошел на прорыв, велел воинам занять позиции. С вершин холмов на наемников обрушился град камней, стрел и дротиков, выкашивая целые ряды атакующих. По приказу Барки в проход между возвышенностями пошли боевые слоны, а со склонов холмов стала спускаться в долину тяжеловооруженная пехота. Наемники, лишенные командиров и ослабевшие от голода и лишений, не могли оказать достойного сопротивления. Слоны растоптали вражеские отряды, а подоспевшие пехотинцы довершили разгром. Солдаты Гамилькара устали от убийств, земля под их ногами пропиталась кровью. Долина была завалена грудами оружия и мертвых тел, среди которых бродили пунийцы, собирая добычу и добивая раненых наемников.

В теснинах Приона полегла вся отборная армия мятежников. Что же касается Спендия, Автарита и остальных пленников Гамилькара, то их судьбе вряд ли можно было позавидовать. Как философски заметил Полибий, «достойная кара от божества за нечестивое злодеяние, совершенное над другими» (I, 84).

* * *

Сражение в теснинах Приона стало коренным переломным моментом в войне между Карфагеном и наемниками. Согласно информации Полибия, были уничтожены 40 000 мятежников (I, 85), причем это была лучшая часть их армии. Третья встреча Гамилькара и Спендия на поле боя оказалась для италика роковой. Как командующий бывший раб полностью себя дискредитировал, недаром Полибий главную причину такого тотального разгрома видел в некомпетентности руководителей восстания: «В это время вследствие своей неопытности они терпели частые поражения, хотя нисколько не уступали противнику в смелости и предприимчивости. Как и следовало ожидать, тогда обнаружилось на деле все превосходство точного знания и искусства полководца перед невежеством и неосмысленным способом действий солдата» (I, 85). Грамотное руководство войсками есть залог победы, так всегда было, есть и будет.

Гамилькар блестяще использовал ошибки противника и повел дело так, что сама тактика мятежников обернулась против них. Двигаясь по горам и пересеченной местности, наемники думали, что таким образом спасутся от конницы и слонов карфагенян, но все произошло как раз наоборот. Барка превзошел сам себя, совершив серию стремительных маневров и нанеся противнику серьезные потери до решающего столкновения: «В самом деле, Гамилькар истребил множество мятежников без битвы, потому что умел в небольших делах отрезать им дорогу к отступлению и, подобно искусному игроку, запирать их. Многие другие были перебиты в больших сражениях, причем он или заводил врагов в засады, о которых те и не подозревали, или внезапным и неожиданным появлением, днем или ночью, наводил на них ужас;