– Ну и ладно! – крикнула она, вихрем промчавшись через холл. – Может быть, ему понравится хирургический стиль!

Черт. Снега она не предусмотрела. Он мог погубить всё, что досталось ценой двух часов в бигуди под сушкой. Шик поглубже натянула круглую шапочку под стать бобровой накидке и бегом побежала к метро, чтобы укрыться от снега и побыстрее добраться до места встречи.

Книжная лавка Трумана находилась на юге Гринвича, в двух шагах от станции метро. Уайти еще не пришел. Несмотря на небольшую толпу рождественских покупателей, теснившуюся у кассы и вокруг полок, здесь веяло покоем и задушевностью хорошего книжного магазина. Только теперь Шик удивилась, что Уайти бывает в таком месте. Уж очень это было непохоже на простецкий «Полиш Фолк Холл»…

Она вдруг узнала в очереди к кассе знакомый силуэт… Решительно, в книжных магазинах всегда найдется чему удивиться. Предвкушая, какой же это будет сюрприз для Хэдли, Шик не стала ее окликать, а как бы случайно тронула за рукав. Хэдли повернулась, и глаза ее округлились.

– Я и не знала, что ты библиотечная крыска, – лукаво шепнула ей Шик. – Что ты здесь делаешь?

Хэдли показала «Фонарщика», которого ей только что отыскала продавщица. Это было красивое издание с цветными иллюстрациями.

– Для дочурки моего патрона. Я тебе потом расскажу. А ты? Какая ты элегантная! И как хорошо пахнешь!

Шик прошептала еще тише ей на ухо:

– У меня свидание с Прекрасным Принцем.

Подошла очередь Хэдли. Она достала из кармашка стодолларовую банкноту и дала кассирше. На этот раз глаза вытаращила Шик. Хэдли замялась, рассмеялась смущенно.

– По-моему, нам нужно так много друг другу рассказать, – тихонько поддразнила ее Шик, – что зима пролетит – не заметим!

Продавщица в черном искрящемся свитере насыпала немного блесток между страницами книги, завернула ее в золотую бумагу и перевязала ленточкой с листьями омелы.

– Мне надо бежать на работу, – сказала Хэдли.

Они послали друг другу воздушный поцелуй кончиками пальцев. Хэдли бережно спрятала сверток под пальто и побежала под снегом в сторону «Кьюпи Долл», до которого было три квартала. Ей не терпелось подарить книгу малышке Лизелот. Она отсутствовала недолго, если повезет, Бенито Акавива ничего не заметит. Впрочем, он вряд ли будет ругаться, когда увидит, что Хэдли принесла книгу, которая мигом осушит слезы его дочурки…

Она улыбнулась снегу и подумала, что завтра с утра пораньше пойдет за покупками к Рождеству. Она теперь богата. Столько денег у нее не было с тех пор, как она танцевала с Фредом Астером. Ее ботинки вязли в четырехсантиметровом слое густого снега, но ей казалось, будто она парит над землей.

Сквозь витрину книжной лавки Трумана, украшенную рождественской елочкой, Шик посмотрела вслед подруге и, когда та скрылась в темноте и кружении снежных хлопьев, снова стала караулить приход Уайти. Она не знала, где он жил, наверно, далеко.

Было время вволю побродить среди стеллажей. Шик всегда со смутной опаской относилась к книгам. Ей, спортивной девочке, выросшей под апельсиновыми деревьями в Калифорнии, книги казались чем-то вроде засад, откуда в любой момент может выскочить герой с насмешкой, а то и с угрозой. «Как? – рявкнет д’Артаньян. – Ты меня не знаешь?» «Эй, – накинутся на нее Гамлет, Жан Вальжан, Том Сойер и Джеруша Эббот, – ты о нас слыхом не слыхивала?»

Уайти заказал книги, он, наверно, любит читать. Хотя, может быть, это для подарка. Шик посмотрела на часы, вернулась к витрине и снова стала всматриваться сквозь иней в темноту, натягивая шапочку на уши всякий раз, когда открывалась дверь, впуская покупателей и ледяной ветер. Она придержала дверь перед дамой с высокой прической, упакованной в сеточку: та была нагружена свертками и вела за руку маленькую девочку. Продавщица показала им детский отдел в глубине торгового зала.

– Куда я могу положить свертки? – спросила дама таким тоном, будто интересовалась, где помойка. У нее был измученный вид, как у всех, кто исходил, истоптал, избегал, взмыленный, километры магазинов во святое имя Рождества.

Шик встала в сторонке у витрины. Снег ложился кляксами на черную дыру, в которой колыхался свет уличных фонарей.

Он пришел еще через десять минут с маленькими сугробами на светлых бровях. Ей стало смешно, он напоминал мистера Сноу – мистера Снега из рекламы холодильников. И, о, это исходящее от него тепло…

– Вы опоздали, – сказала Шик.

– Мы не договаривались о времени.

– Правда, – признала она. – Но вы всё-таки опоздали.

Она огляделась. Никто на них не смотрел. Тогда она привстала на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. Они были холодные и пахли снегом. Он не ответил на поцелуй, как и в прошлый раз, когда она была так напориста в «Полиш Фолк Холл», но Шик всё же показалось, что сегодня его броня дрогнула.

Она пошла за ним следом. Продавщица в черном искрящемся свитере узнала Уайти – значит, он был здесь завсегдатаем – и поспешила принести ему заказанные книги.

Пока они ждали, Уайти стал листать роман на стойке с новинками, и она не решалась ему мешать. Когда Шик открывала книгу, что случалось нечасто, ее всегда терзали тревоги, смутные страхи и голос матери в уголке сознания говорил, что это трогать нельзя, потому что, не дай бог, порвется и придется платить ни за что.

Руки Уайти явно были привычнее. Они вертели книгу так и этак, не зачем-нибудь, а именно в поисках смысла, открывали ее, почему-то вдруг останавливались, отмечали страницу, возвращались к ней, закрывали книгу и снова открывали. Непривычно было видеть за этим занятием осветителя с Си-би-эс. Шик была благодарна ему за то, что он не спрашивал: «Вы это читали? А это?»

Он погрузился в книги и был как будто за стеклом.

Они стояли у прилавка недалеко от рождественской елочки, поджидая продавщицу, как вдруг громкий возглас нарушил уютную тишину в магазине.

Дама со свертками, которая ждала, пока ей упаковывали книгу, вдруг увидела, как ее дочурка стремглав промчалась через проход из детского уголка. Девочка – ей было лет семь или восемь – встала перед Уайти, который всё еще пребывал за стеклом. Она всмотрелась в него и, поколебавшись не больше четверти секунды, выпалила:

– Здравствуй! Ты меня не узнал?

Уайти перевел взгляд на малышку. И тут его лицо стало эпицентром десятибалльного землетрясения, а когда он наклонился, чтобы ответить девочке, голос его был неузнаваем.

– Милли! – воскликнул он и вдруг крепко обнял девочку. – Милли! Ну конечно! Ты подросла, но, конечно же, я тебя узнал… Как я мог тебя забыть?

Тут подошла мать с упакованной книгой в руке.

– Милли? – спросила она растерянно и с ноткой тревоги. – Ты знаешь этого господина?

– Это Арлан. Тот самый, который не дал мне упасть с поезда. Ты же знаешь, я тебе сто раз рассказывала!