— И кто же тебя надоумил, а?!

— Сама догадалась, родной мой. — Люба положила на стол ключи, пошла в прихожую надевать шубку. — Поехала я, не скучайте. Смотри, шалун, не обижай девочку…

И убралась восвояси, одарив на прощание сладковатым мускатным амбре и привычным чмоком в щеку.

Сенковский вернулся в спальню, полный решимости дать девчонке сто баксов и выгнать к чертовой матери, вместе с паспортом и результатами анализов.

И не выгнал…

Девчушка тут же залопотала чушь про двойку, стала ходить вокруг стола, колыхая клетчатой юбчонкой и сверкая голыми коленками, волнуясь, краснея, пряча глаза… Все это было так трогательно, тревожно и томительно, что Лев Карлович не выдержал и сдался.

Ух, как он сдался! Простите за пикантную подробность: возбудился так, что его едва инфаркт не хватил.

Ну и набросился на «дочурку», стал наказывать не по-отечески. Наказывал очень сурово, как в свое время Любу, когда это у них случилось в первый раз, на подоконнике в приемной, шестнадцать лет назад…

* * *

После того, первого, раза Сенковский затаился и притих.

Ждал ужасных последствий. Снились ему страшные сны… Совершенно круглый зал, столы подковой составлены, первые люди страны и мира сидят за ними… А он стоит в центре зала.

Первые люди укоризненно качают головами и бестактно тычут пальцем — вот он, прославленный потребитель бедных студенточек, глядите на него! А кто не тычет, те заняты: дружно рвут договоры. В клочья. Какой-то невнятный шепоток раздается, как назойливое жужжание множества мух, можно разобрать лишь обрывки отдельных фраз: «… Маньяк… Скандал… Извращенец!.. Да, естественно — жена ушла… Кто ж такое терпеть будет?! Бракоразводный процесс… А вы в газете читали? Нет, по телевизору показывали… В новостях… И иностранцы отказались… Кто с таким теперь дела иметь будет?! Жуткий скандал!!!»

А на заднем плане рабочие в оранжевых спецовках снимают со стены монументальную бронзовую табличку с надписью «РЕПУТАЦИЯ»… А под тем местом, где она висела, устанавливают постамент и откуда-то сбоку уже волокут их с Любой сатира… Только здоровенного такого, размером с памятник Александру Сергеевичу у Русского музея…

Бррр!!!

Просыпался в холодном поту, долго бродил по своей роскошной одинокой спальне (у них с женой сразу после «медового месяца» — разные спальни), пил нарзан, стуча зубами, и нещадно ругал себя…

— Вот дурак-то, господи… Надо же, стервятник старый… Повелся на бледненькое прыщавое мясцо… Тьфу!..

Для Льва Карловича потеря репутации была не просто потерей многого, а в буквальном смысле — ВСЕГО. Иначе говоря, такая потеря была для него эквивалентна физической смерти.

Как глупо все вышло! Столько лет строить себя, подняться до таких заоблачных высей, изощренно беречься от ТАКОГО рода случайностей и намеренных хитрых атак… С Любой, прежде чем броситься в омут страсти, четыре месяца сидел в одном кабинете, научился узнавать ее по шагам, впитал в себя и прочувствовал каждую клеточку ее преданной и верной сущности… «Гимнастку» Николай, мастер своего дела и профессионал высочайшего класса, выбирал полгода, «пробивал» и «разрабатывал» целый месяц, что называется — до седьмого колена…

А тут вдруг — раз! И в кустики с первой встречной. Без проверки, «пробивки», подготовки-обработки, без каких-либо гарантий, этак наотмашь, как пьяный в дугу слесарь-монтажник… И с кем, спрашивается? С кем?! Не с принцессой англицкой, не с моделью мирового разряда, не с какой-то великой актрисой, не даже с родственницей какого-нибудь греческого миллиардера…

Кто такая, что там у нее на уме, в каком поколении дед бабку дустом травил и вены вскрывал двуручной пилой… Совершенно ничего не известно!

— Вот обидно-то будет, если из-за этого и все рухнет… Из-за паршивой клетчатой юбчонки, из-за какой-то обмирающей от смущения и страха юной сельской сикухи… Дурак, дурак, дурак…

Первая новогодняя неделя была, сами понимаете, безрадостной и сумрачной. Нехотя ездил на высокие банкеты, просто потому, что не ездить было нельзя — люди обидятся. А люди такие, что диктуют законы и рулят всей страной, не стоит обижать…

Совершенно случайно — просто рассеян был, не обратил внимания — супруга затащила Льва Карловича на разночинную светскую тусовку, которую сама же и устроила по своему вкусу. Бизнес-леди, бизнес-люди, бизнес-… — сами понимаете, кто, депутаты какие-то, артисты, «голубые», «розовые», бомонд, радостно трущиеся возле знаменитостей нувориши с малым именем и большущей мощной…

Такие мероприятия Лев Карлович не посещал — не его уровень. Его уровень, как минимум, — послы и премьеры. Супруга, разбирающаяся в табели о рангах не хуже любого надворного советника, никогда не настаивала на присутствии мужа на своих «домашних» вечеринках, где было весело и вольготно, и стоически воспринимала необходимость показываться с ним на высоких чопорных приемах, где надо было в буквальном смысле дышать через раз.

А тут просто так, без всякого умысла, сказала: поехали, хоть развеешься немного, а то замотался, осунулся, бледный какой-то…

На той вечеринке действительно было все очень непринужденно, свободно и весело. Люди приехали отдыхать, и совершенно не надо было напрягаться: как бы не ляпнуть чего лишнего да правильно истолковать тот или иной жест. Кроме того, люди были по большей части яркие, одаренные, нестандартные — было интересно просто даже посидеть в уголке и поглазеть на них, попивая превосходное вино. Этакий голубой огонек без купюр, в режиме реального времени.

Между тем появление Льва Карловича вызвало настоящий фурор: все шушукались, обращали внимание, некоторые откровенно пялились и разве что пальцем не показывали, а самые наглые вообще (какое возмутительное хамство!!!) подходили без представления и посредников и выражали восхищение. И так длилось примерно треть всего времени вечеринки — пока не привыкли.

Потом Лев Карлович остыл, перестал сердиться на хамов (благо, отстали), освоился и стал получать удовольствие от происходящего. Помимо знаменитостей и известных лиц, часто мелькающих в телевизоре, было достаточно всяких прочих — и с похабными рожами в том числе. Зачем пустили, непонятно.

Обратил внимание на разбитного мужчинку своего возраста: маленький, пузатенький, с блестящей плешью, глазками-бусинками и багровым свиным рыльцем. Занимателен сей свинорылый типчик был тем, что имел при себе девичий гарнитур. То есть двоих девиц-близняшек, судя по вольному поведению в отношении плешивенького — отнюдь не дочерей.

Комплект из двоих дивчин, подобранных в тон, это, в общем-то, веяние времени, норма для мелких купчиков и провинциальных нуворишей. Но тут были близняшки, одинаковые как две капли воды! Может, не шибко и красивые, но очень юные (совсем как приведенная Любой студенточка — на вид лет пятнадцать), свежие и трогательно непосредственные. Это, простите за вульгаризм, уже своего рода «фишка».

Лев Карлович поманил купчика пальчиком — мужчинка тотчас же стартовал с пробуксовкой, подлетел, выгибаясь в дугу от подобострастия.