Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Райан быстро собрал в своем Управлении небольшую следственную группу. То, что Барбье сотрудничал с контрразведкой США и извлек из этого сотрудничества выгоду, сомнению не подлежало. Однако предстояло выяснить, насколько американские офицеры были осведомлены о «заслугах» «лионского мясника» и о том, что французы его разыскивают. Еще нужно было установить, работал ли Барбье на ЦРУ и продолжал ли поддерживать связь с американцами после 1951 года, когда он обосновался в Боливии.
По результатам тщательнейшего расследования бюро подготовило доклад, который, несмотря на бесстрастный тон, обрисовывал картину, не уступающую шпионским романам Джона Ле Карре. Еще в январе 1947 года сотрудники контрразведки проинформировали свое начальство о том, что в годы войны Барбье возглавлял лионское отделение гестапо, а теперь состоит в «опасном заговоре»[655] с другими бывшими эсэсовцами. Однако в ту пору основная задача спецслужб США заключалась отнюдь не в преследовании бывших нацистов, а в том, чтобы следить за деятельностью коммунистов в оккупированной Германии.
Роберт Тейлор, один из американских разведчиков, узнал от бывшего агента германской разведки во Франции, что Барбье может быть очень полезен в этом отношении. Вместе со своим непосредственным начальником Тейлор решил использовать «лионского мясника» как информатора, пока не докладывая о нем в штаб-квартиру, поскольку руководство будет обязано потребовать его ареста. Барбье показался Тейлору «умным и честным человеком со стальными нервами», «убежденным антикоммунистом и нацистом», который считает, будто партийная верхушка «предала идеалы национал-социализма».[656] За два месяца успев оценить, насколько Барбье может быть полезен, Тейлор и его начальник решили открыто попросить руководство оставить бывшего нациста на свободе до тех пор, пока тот с ними сотрудничает.
В октябре 1947 года «лионский мясник» все же был арестован и подвергнут «тщательному допросу»[657] в командном центре американской контрразведки в Европе, однако вышел сухим из воды. Его признали особо ценным информатором, поскольку он располагал сведениями о французских разведчиках, среди которых, как считали американцы, было множество коммунистов. Была и еще одна (пожалуй, даже более веская) причина не идти на конфронтацию с Барбье: он «слишком хорошо знал цели, преследуемые американскими спецслужбами, их финансовые возможности, агентов, субагентов и т. д.».[658]
Французы неоднократно предпринимали попытки разыскать бывшего гестаповца. Посол Франции в Вашингтоне обращался с просьбой о помощи в Госдепартамент и в Высшую комиссию США по проблемам Германии. А сотрудничество Барбье с американскими спецслужбами тем временем продолжалось.
Озвучивая результаты расследования в докладе, Райан предпочел избежать излишней категоричности. Он отметил, что офицеров, которым принадлежит идея использования бывшего гестаповца в качестве информатора, «нельзя осуждать»: в целом они «патриоты и добросовестные работники, перед которыми поставили трудную задачу», и в их решении «нет ничего циничного или безнравственного».[659] В докладе подчеркивалось, что изначально эти американские офицеры могли не знать истинных масштабов совершенных Барбье преступлений. «Вербуя его, они, вероятно, полагали, будто он обыкновенный наемный осведомитель»,[660] – говорит Дэвид Маруэлл, историк, сотрудничавший со следственным бюро.
Однако в 1949 году стало очевидно, что «лионский мясник» разыскивается как нацистский преступник, и тогда контрразведка стала скрывать факт своего сотрудничества с ним, крайне уклончиво отвечая на вопросы Высшей комиссии США по проблемам Германии. Поскольку у военного руководства не было оснований не доверять контрразведчикам, оно действительно не знало о том, что они поддерживают с Барбье связь. Именно поэтому многократные попытки французов получить от американцев его координаты не увенчивались успехом.
Сотрудники ЦРУ, согласно опубликованному докладу, также были введены контрразведкой в заблуждение. Две разведывательные структуры жестко конкурировали и относились друг к другу с большой подозрительностью. Фактов, указывающих на то, что после отъезда в Южную Америку Барбье сотрудничал с ЦРУ или какой-либо иной правительственной организацией, следствие не обнаружило.
На основании всего вышесказанного директор Управления специальных расследований заключил: «Пользоваться помощью бывшего нациста, пусть даже сотрудника гестапо, – одно дело, пользоваться помощью разыскиваемого военного преступника – другое».[661] Контрразведка перешла эту грань, что, по убеждению Райана, недопустимо: «Страх оконфузиться – не повод для того, чтобы одна правительственная структура дезинформировала другую».[662]
Кроме того, в докладе следственного бюро прямо говорится о непосредственном участии контрразведки США в бегстве Барбье: он был не первым нацистом, покинувшим Германию при помощи американцев, но первым и единственным, кого они спасли, воспользовавшись «крысиной тропой». Хорватскому священнику Крунославу Драгановичу, который отправил по этому маршруту многих военных преступников из своей страны, заплатили за то, чтобы он обеспечил «лионскому мяснику» и его семье возможность доплыть на теплоходе от Генуи до Буэнос-Айреса, а оттуда перебраться в Боливию.
В своих мемуарах Райан называет доклад «хроникой бесчестия»,[663] но при этом с гордостью отзывается о проделанной работе и о том отклике, который она вызвала. Направляя копию отчета о расследовании правительству Франции, госсекретарь Джордж Шульц официально выразил сожаление в связи с тем, что по вине Соединенных Штатов преступник так долго скрывался от правосудия. Пресса, проявлявшая живейший интерес к этой теме, с похвалой отозвалась о способности Вашингтона признавать прошлые ошибки. Из всех одобрительных отзывов Райана в первую очередь порадовало письмо, полученное генеральным прокурором Смитом от французского министра юстиции Робера Бадинтера. «Это весьма скрупулезное исследование свидетельствует о стремлении к истине, которое делает честь вашему обществу»,[664] – писал Бадинтер.
Меры, принятые Сержем и Беатой Кларсфельд для привлечения Клауса Барбье к ответственности, произвели волновой эффект, превзошедший все их ожидания.