И Всемирный еврейский конгресс, и растущая армия репортеров были намерены выяснить, не таятся ли в прошлом Вальдхайма еще более компрометирующие факты. Изучение архивных документов ВЕК поручил Роберту Эдвину Херцштейну из Университета Южной Каролины. Полученные им сведения вызвали новые вопросы: какую роль играл Вальдхайм в балканских операциях вермахта? Как его имя оказалось в списке лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений, составленном союзниками в 1948 году? Почему ни одно государство мира не требует его экстрадиции? В частности, почему дело против него не возбуждено в Югославии?

Вальдхайм и близко не был простым переводчиком. Он был офицером разведки и докладывал своему начальству о захвате британских спецотрядов (дальнейшая судьба которых неизвестна), а также допрашивал пленных. Кроме того, в его обязанности входил сбор информации о деятельности югославских партизан.

Развернув масштабную кампанию в свою защиту, Вальдхайм отправил сына Герхарда в Вашингтон, чтобы тот представил Министерству юстиции США тринадцатистраничное письмо, опровергающее его причастность к массовым убийствам. Отвечая на прозвучавшие обвинения, австрийский политик заявил, что не имел никакого отношения к резне, устроенной в трех югославских деревнях в октябре 1944 года. В то время германская армия почти повсеместно отступала, и Лер выводил свои войска из южной части Балкан, пробиваясь на север через Македонию. Для благополучного продвижения необходимо было контролировать участок дороги между городами Штип и Кочани. По данным, которыми располагал ВЕК, 12 октября Вальдхайм подписал доклад о «возросшей активности бандитов (партизан. – Прим. авт.) на дороге Штип – Кочани».[678]

Неудивительно, что нацисты выместили ярость на жителях трех деревень, лежавших на их пути. Вопрос в том, в какой степени кровопролитие было спровоцировано докладом Вальдхайма. В письме, которое он передал с сыном в Вашингтон, утверждалось, что германские войска заняли села 20 октября – через восемь дней после сообщения об активизации деятельности партизан. Если Вальдхайм не лгал, то причинно-следственная связь между его докладом и последующими событиями не представлялась безусловной.

В сопровождении югославского журналиста я отправился в Македонию. Сведения, полученные мною на месте событий, опровергали слова Вальдхайма, который говорил: «Жертвы имелись с обеих сторон», тем самым подразумевая: то, что германская армия делала на Балканах, было обычными боевыми действиями (безусловно, жестокими), а не военным преступлением. Выжившие обитатели деревень придерживаются противоположного мнения. Они называют случившееся не иначе как бойней и единогласно утверждают: произошла она не двадцатого октября, а четырнадцатого.

Петар Коцев из села Крупиште едва успел вернуться домой с полей, когда нацисты собрали всех местных мужчин и построили в шеренги по десять человек. Он встал в передний ряд одиннадцатым, и в последний момент солдаты его оттолкнули, а десятерых тут же расстреляли, после чего открыли огонь по всем остальным. Петар бросился бежать, укрылся примерно в полутора километрах от деревни, в устье реки, среди холмов, и пробыл там около месяца. «Когда я вернулся, – вспоминает он, – от нашего дома оставались только стены. Все сгорело».

Ристо Огнянов показал мне небольшой монумент, установленный в память о сорока девяти погибших жителях деревни. На этом самом месте нацисты приказали Ристо и его односельчанам сесть на корточки. Как только раздались выстрелы, он повалился на землю, притворившись мертвым. Потом солдаты стали стрелять упавшим по ногам, проверяя, все ли убиты. Ристо спасло то, что он лежал под двумя трупами. Когда нацисты ушли, он и еще двое выживших выползли из-под груды окровавленных тел. «Для меня 14 октября – второй день рождения, – сказал Огнянов со слезами на глазах. – Начало моей второй жизни».

В других деревнях я слышал похожие истории, которые, конечно, не свидетельствовали о прямой причастности Вальдхайма к массовым убийствам, однако доказывали, что резня была устроена всего лишь через два дня после написания доклада, а значит, он, вероятно, – одно из звеньев цепи, ведущей к кровопролитию.

До тех пор мне ни разу не доводилось разговаривать с Илаем Розенбаумом. Интервью у него, как и у других членов Всемирного еврейского конгресса, брал мой нью-йоркский коллега. Но после выхода моей статьи Розенбаум позвонил мне сам и спросил:

– Свидетели, с которыми вы разговаривали, уверены, что не путают дату?

– Абсолютно, – подтвердил я.

* * *

Разразился скандал, в результате которого за пределами Австрии многие стали смотреть на Вальдхайма с подозрением. Но среди соотечественников оказалось предостаточно таких, кто поверил, будто политика оклеветали. В мае ему не хватило нескольких процентов до победы в первом туре, и на начало июня был назначен второй тур. В этой связи Вальдхайм и его сторонники удвоили усилия по отражению атаки, возглавляемой Зингером, генсеком Всемирного еврейского конгресса, и Ицхаком Шамиром, министром иностранных дел Израиля.

На предвыборном митинге, который я посетил,[679] кандидат в президенты много говорил о клеветнических «голосах из-за рубежа». «Ни герр Зингер, американец, ни герр Шамир, израильтянин, не имеют права вмешиваться в жизнь другого государства, – заявил он, явно намекая на то, что евреев нужно проучить, а затем переменил тему: – Дамы и господа, довольно о прошлом! В настоящем у нас есть и более важные проблемы».

Сосредоточив усилия на «антиклеветнической» кампании, Вальдхайм отказался от дебатов со своим оппонентом-социалистом и заявил, что больше не будет общаться с иностранной прессой. Когда я подошел, чтобы узнать, не сделает ли он для меня исключение, его злоба обрушилась на мою голову: «В своем репортаже, скажу вам прямо, вы так исказили истину, что впредь я не намерен отвечать на ваши вопросы. Когда речь идет обо мне, вы видите только негативное, а позитивного предпочитаете не замечать». Все обвинения в свой адрес Вальдхайм назвал «вымыслом», но, заметив у меня в руке диктофон, прибавил: «Это не официальное заявление».

Венский психиатр Эрвин Рингель указывал на абсурдность предвыборной кампании Вальдхайма, который вначале похвалялся тем, как его уважают за границей, а под конец предвыборной гонки объявил себя жертвой международного заговора. «Сперва нам говорили: “Голосуйте за Вальдхайма, потому что весь мир его любит”, теперь же говорят: “Голосуйте за Вальдхайма, потому что весь мир его ненавидит”»,[680] – писал Рингель.

Но в электоральном плане такая тактика себя оправдала. Во втором туре Вальдхайм победил с хорошим отрывом. И заявил в адрес тех, кто ответствен за направленную против него «клеветническую кампанию»: «Даже если члены Всемирного еврейского конгресса будут рыться в архивах до скончания века, им не удастся найти ничего компрометирующего меня».[681]