И все же… все же она колебалась, пока ее корабль неуклонно сближался с Экремом. Она уже видела его судно, отблески света на его полированном корпусе. Должно быть, он заметил ее на экране, но не мог знать, что это именно она. Просто очередной корабль с «Галы», закрывающий собой беззащитных людей.

Правильно ли это — оставаться в тени? Милосердно ли, если он никогда не узнает? Она — снайпер. Он — друг. Какие здесь правила? Что бы ответил он, ее капитан, если бы она задала такой вопрос о своем задании? И ответил бы он иначе, если бы знал, что цель — он сам?

Она навела пушки.

Она задержала дыхание.

Она включила рацию.

— Экрем. Послушай меня.

— Асала, — ответил он, словно что-то для себя подтверждая. — Знаешь, а я уже начинаю жалеть, что поручил тебе эту миссию. — Шутка прозвучала с его типичным добродушием, но за ним чувствовалось напряжение. Уместная горечь.

— Экрем, пожалуйста. Отпусти беженцев. Они тебе не враги.

— Возможно. — Легкий тон противоречил агрессивным маневрам его корабля, дернувшегося, чтобы стряхнуть ее с хвоста. — Но и на друзей они сейчас не похожи.

«Потому что это все — из-за тебя», — чуть не сказала она. Но сейчас не время выяснять, кто первый начал.

— Задумайся. Технология уже активирована. Зачем за ними гнаться?

Пауза.

— Мы не можем вернуться ни с чем, — сказал он. «Мы» — то есть «народ». Вот так семантически умыл руки.

— Не можете, — согласилась Асала, пытаясь подыграть ему. — Но что подумают дома, когда узнают, что ты обстреливал гражданских беженцев, чтобы отнять у них технологии?

Его корабль юлил, его речь — тоже.

— Мы ни в кого не стреляли, это только самозащита…

— Твою мать, посмотри вокруг. Ты не толкаешь речь перед избирателями — ты хочешь отнять чужие игрушки, потому что с тобой не поделились. — Она заложила вираж, чтобы не потерять его. Система наведения заверещала, оставшись без цели. Черт, а он в этом мастер.

В голосе президента слышалось нетерпение.

— Ты не в том положении, чтобы вести переговоры. С тобой, по моим подсчетам, шестнадцать кораблей, и, хоть мне этого совсем не хочется, я… черт.

Окружение изменилось. Налетели дроны — разъяренный рой всего с одной задачей: уничтожить любого, кто слишком близко подойдет к кораблям «Галы». «Отлично, Нико», — машинально подумала она, а потом у нее екнуло сердце. Экрем тоже наверняка все понял.

Мысли Асалы метались, прямо как хайямский флот. Она сказала Нико, что их миссия не изменилась, но в чем ее миссия? За что она сражается на самом деле? Все флаги на этом поле боя мечтали урвать технологию для себя и только для себя — и ни одна сторона здесь не была ее. Хайямцы имеют право на эту технологию, как и ганьдэсцы. Лучший исход этого сражения — чтобы все вернулись домой с собственным призом в кармане и получили свой шанс. Но не ценой убийства невинных. Не ценой этого смертельного поединка.

Решение само сорвалось с ее губ.

— Защищай беженцев, — сказала она. — Их корабли не дотянут до кротовой норы. Если не позволишь им сбежать и отнимешь технологию под угрозой смерти, будешь не лучше Кинриг. Если здесь победит Гань-Дэ, всем этим людям конец. Но если твой флот защитит тех, кто не успеет выбраться, и вы все уцелеете, то они могут поделиться с вами технологией добровольно. — Это устраивает две стороны из трех, подумала она, хоть какой-то шаг вперед. — Какой вариант больше понравится гражданам на Хайяме?

Экрем надолго замолчал — в действительности на пару секунд, но в сражении это целая вечность.

— Ты просишь меня вступить в прямое столкновение с ганьдэскими истребителями, чтобы защитить третью сторону. А не себя самих.

— Да.

— Они сочтут это объявлением войны.

Асала перевела взгляд с одного окна кабины на другое, окинула взглядом раскинувшийся перед ней гобелен из изуродованных кораблей, обмякших тел, пылающих взрывов.

— А это не война?

Снова молчание. Рация выключилась.

Прошли три ужасно тяжелые секунды — и тогда, к огромному облегчению Асалы, картинка на экране изменилась.

Хайямский флот встал на защиту.

***

Кинриг вспоминала своего внука, танцора. Во время одного приезда, когда он был совсем маленьким мальчиком — а для нее он и сейчас маленький мальчик и навсегда им останется, — он с гордостью сообщил, что выучил в школе все планеты, да еще и несколько звезд в придачу. Он уговорил ее после десерта выйти на террасу, где показывал на ночное небо и рассказывал о вселенной так, словно Кинриг в жизни о ней не слышала. Она слушала и согласно мычала — в той одновременно очарованной и скучающей манере, что идет с воспитанием детей рука об руку. «Там Очаг, — говорил он, показывая на угловатое созвездие. — А Хайям сейчас не видно, но он вон там». Внук был доволен собой, чувствовал какую-то силу из-за того, что способен назвать константы мира.

Ведь разве бывает что-то более постоянное, чем твое место среди звезд?

Накидывая форму перед посадкой на «Шип», она, как всегда перед битвой, тщательно обдумала нынешние ставки. Захват технологии — цель краткосрочная. Если она захватит технологию, то повысит для Гань-Дэ вероятность увидеть светлое будущее. Если они проиграют, враги получат значительное преимущество, а ей придется пережить политический позор из-за того, что нищие клановцы на шаг опередили армию Гань-Дэ. Таковы были вводные, и она их приняла и действовала в их рамках.

К этим вводным нигде не прилагалось мелким шрифтом «а еще есть небольшой шанс, что сегодня ты лишишься всей планеты». Как такое можно было предвидеть? Это же безумие, чистое безумие. Так не бывает.

Та же внутренняя борьба отражалась на лицах всего экипажа — осознание катастрофы, слишком огромной для разума, потребность сейчас же осмыслить невозможные новости и отреагировать на них.

Перед глазами Кинриг промелькнули ее дети и внуки, приезжавшие на каникулы. Она вспоминала улыбки на лицах друзей, раскрасневшихся от добродушного спора за бокалами вина. Она видела великие своды Шэньсетской библиотеки, красочную плитку Столетнего променада, сады и площади, где ели, сплетничали и резвились люди. Теперь все утрачено — из-за какого-то космического пинка.

Клановцы сделали это специально. Не иначе. Последний удар в сердце ее мира. Вот и вышла наружу их ненависть к ганьдэскому образу жизни. У ее инженера не было выкладок, зато у Узочи их хватало с лихвой. Узочи — ученая. Она все рассчитала. Она все знала.

В сердце Кинриг разгорелось пламя. Промчалось по венам, обжигая мышцы и кости.

— Вступить в бой с кораблями «Галы», — сказала она. Расправила плечи и оскалила зубы. — Мы уничтожим их всех.

***