Иди, велел я себе. Иди, ты должен... И мое застывшее негнущееся тело каким-то образом сделало шаг, потом еще и еще. В черепе заломило от дикой боли, там сейчас кровь превращается в кристаллики, разрывая тончайшие кровеносные сосуды, нервная ткань гибнет...

Иди, тварь, сказало что-то во мне, я почти не узнавал свой голос.

Иди... Я шагнул и оказался как будто на поверхности Солнца. Сверлящий жар выжег глаза и опалил кожу, лишь мгновение спустя я сообразил, что это я просто вышел из тени. То ли мой организм так быстро почти приспособился к сверхнизкой температуре, то ли еще чего, но сейчас по контрасту я едва не обратился в пепел, и лишь моргал и хватал горящими легкими раскаленный воздух.

Не магия, сказал встревоженно внутренний голос. Против здешней магии иммунитет, но не против забытых технологий. А это, похоже, гм...

И всё-таки защищают дом-крепость Вильда по старинке. То есть от тех, кто врывается на могучих конях, в сверкающей броне и с огромными мечами в руках.

У парадного входа расположились на отдых трое могучего сложения стражей, так что можно не сомневаться, что по ту сторону двери их вдвое больше. А то и коридор на ночь перегородят, это могут. Не говоря уж о магических ловушках...

Я в личине замученного жизнью пастуха пригнал пять овец, купив их на соседней улице, скупо сообщил стражам, что овец взял, как и заказано управителем, куды их теперь, мне показали на хлев, примыкающий прямо к кухне, я загнал их туда, а сам вышел уже вместе с челядью и вместе с ними прошел через боковую дверцу в здание. Таких дверей, как заметил еще вчера, в доме две, и обе почти не охраняются. Разве что от мальчишек, которые норовят стянуть что-нить лакомое из кухни.

Боковые двери для челяди — самое уязвимое место, и много пройдет веков, пока сообразят, что под видом молочников, зеленщиков, печников, трубочистов, золотарей и кухарок могут прокрадываться самые разные люди. Одни для того, чтобы ублажить хозяйку, а другие — с бомбой в руках...

Труднее всего пройти через кухню. Длинные столы вытянулись не только вдоль стен, но и через всё помещение. Повара, кухонные мужички и бабы снуют, как броуновские частицы, без всякого порядка и вообще-то чаще всего без смысла, главное — не работать, а показать, что уработался.

Я прижимался к стенам, нырял под столы и пробирался на четвереньках, хорошо, не видят меня ни Гунтер, ни Тюрингем, ни Рассело, привыкшие зреть в роли всемогущего лорда, величественного и чуть ли не непогрешимого. Последний рывок я сделал, когда один из слуг ногой распахнул двери, в руках огромный поднос, я скользнул между ним и дверью, больно стукнулся локтем, а другим задел самого мужичка. Он зашатался и едва не выронил поднос, с бранью накинулся на сотоварища, тот бежал с пустым подносом навстречу и почти что задел, а по мнению пострадавшего — намеренно толкнул, сволочь, не может забыть ту бабу, что пошла тогда с ним, а не с этим придурком...

За дверью я прижался к стене, сердце колотится, подташнивает, перед глазами всё плывет, как всегда, когда разом пытаешься видеть в тепловом и запаховом режимах, а также задействуешь во всю мощь видение магических ловушек и капканов, петель или даже просто сигнальных струн.

Две протянуты через комнату, повара и кухарки пересекают ее десятки раз, но, видимо, колдун, как и в доме Бриклайта, как-то настроил сигнализацию, и на «своих» она не реагирует. Понятно, если пересеку эту линию, у колдуна сработает сигнализация. Ну там каркнет черный ворон или мявкнет черный кот. А то и в волшебном зеркале появится моя мужественная физиономия.

Вверху на лестнице, слегка присев широким задом на перила, тучный человек в сутане беседует с управителем. Тот смиренно кивает и виновато разводит руками. Внезапно толстяк повернулся и посмотрел вниз, на лице явное беспокойство.

Я отступил в тень и за спины слуг, ухватил кресло с широкой спинкой, оно прикрыло лицо и всю верхнюю часть, суетливо понес через комнату, стараясь попасть в ритм бестолковой суеты. Мне показалось, что слуги стараются справиться со всеми обязанностями как можно раньше, а к вечеру слиняют на квартиры к знакомым и к родне в городе. Все уверены, что я если и рискну явиться по душу последнего сына Бриклайта, то обязательно в глухую полночь.

Когда я бросил взгляд из-за стула, толстяк перегнулся через перила, рискуя свалиться, и шарил глазами по всеми залу внизу. На лице его я усмотрел сильнейшее беспокойство.

«Чертов колдун, — прошипел я в бессильной злости. — Мало вас инквизиция на кострах жжеть, мало. Увижу где — поленце подброшу».

Затерявшись в толпе слуг, я проскочил в другую комнату, поставил кресло у стены и, выбрав момент, шмыгнул по боковой лесенке наверх. На двенадцатой ступеньке ковер светится красным, хотя если пригасить магический глаз, то никакого свечения нет. Я переступил ловушку, затем еще одну и еще, поднырнул под магический шнур, настолько плотный, что если бы налетел с разбегу, то, наверное, отшвырнуло бы, как туго натянутая проволока. А может, и не отшвырнуло...

Я зябко передернул плечами, о плохом думать не хочется, но осторожность удвоил, и не зря, едва не просмотрел, как из ниши в мою сторону шагнул металлический рыцарь.

— Назад, — вырвалось у меня.

Рыцарь, к моему удивлению, послушно отступил и замер. Я перевел дух, даже ноги трясутся, будто бежал на сороковый этаж с мешком муки на плечах, покрался вдоль стены медленно и приглядываясь ко всему, принюхиваясь, стараясь ощутить опасность прежде, чем обрушится на голову.

На этаже управитель дома следит за слугами хозяйским взором, к нему тихонько подошел повар, да так неслышно, что управитель подпрыгнул от неожиданности и выругался.

Повар сказал успокаивающе:

— Всё в порядке, Батист, это я...

— Теперь вижу, — буркнул управитель.

— Извини, сейчас мы все дергаемся... Как думаешь, неужели этот сумасшедший явится?

Управитель буркнул с неприязнью:

— Кто знает. Но то, что уже троих положил... Знаешь, как только стемнеет, прибежит мой племянник со слезами, что мамка умирает. Мне придется оставить дом на ночь...

Повар кивнул:

— Вы всегда были предусмотрительны, почтенный Батист. Я тоже не хотел бы ночевать здесь в такое время. Своими руками убил бы эту сволочь!

Управитель оглянулся, сказал, понизив голос:

— Пока что всё идет хорошо...

— Вы что имеете в виду?

— Да всякое, — ответил управитель с загадочной усмешкой.

— Ловушки? — спросил повар. — Тайные стражи? — Батист покачал головой:

— Ты видишь, почему я старший управитель верхних покоев, а ты всё еще заведуешь кухней? Всё еще не понял, что теперь господин Вильд — не только главный, но и единственный наследник господина Бриклайта?

Повар застыл с полураскрытым ртом. Мне показалось, что в его тупой башке начало зарождаться подозрение, уж не сам ли Вильд всё это устроил, чтобы устранить соперников, а в таких делах нет братьев, есть только конкуренты, но Батист не дал оформиться мысли, сказал отечески: