Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также неслучайно, что и большевики, и национал-социалисты, вступая в борьбу на мировой арене с англосаксами, предложили свои формы рационального знания и их организации. У большевиков это были диамат/истмат, у нацистов – научные исследования института Аненербе. Я говорю не о результатах, а о задумке: если ты хочешь бороться на мировой арене за власть, информацию и ресурсы, ты должен создавать тот тип знаний, который выражает твои интересы и объективно является твоей гуманитарной технологией для борьбы на мировой арене.
Карл Поланьи – автор одной из главных книг XX века «Великое изменение» верно охарактеризовал лидеров Германии 1930-х годов, отметив наличие у них зловещего интеллектуального превосходства над их противниками. Они были людьми XX века, в отличие от их оппонентов. То же самое можно сказать и о большевиках.
Сегодня многие смеются над диаматом и истматом, радуются их кризису и крушению, забывая при этом о глубочайшем кризисе западной науки об обществе, о кризисе, который пытаются спрятать (особенно у нас) так же, как пытались спрятать кризис доллара.
Если мы хотим понять свой социум, его место в мире, нам нужна наука, методологически и понятийно адекватная нашему социуму, а не вталкивающая его в прокрустово ложе западных схем. Аналогичным образом нужны «свои» обществоведения, а точнее – социальные системологии для каждой крупной исторической системы. Последних не так много – шесть-семь, в зависимости от угла зрения. Для каждой системы должен быть свой понятийный аппарат, свой набор дисциплин, свой язык. Так, например, социология и политическая наука могут быть лишь элементами науки о буржуазном обществе (буржуазоведение, буржуалогия), которая, в свою очередь, не может быть ни чем иным, как элементом оксидентализма – науки о Западе. Показательно, что Запад создал ориентализм – науку, точнее форму власти-знания о Востоке, но не создал таковой о самом себе; наша задача создать такую науку, основой которой будет холодный и спокойный – sine iro е studio – критический анализ западного социума, его успехов, неудач, уязвимых мест и начинающейся трансформации в постзападное (и уже постхристианское, со сломанным «библейским проектом») общество.
Кто-то скажет: слишком много научных языков, где же универсализм? Отвечаю. Во-первых, кто сказал, что нынешний (просвещенческий) «универсализм» реален, не является симулякром? Полагаю: то, что уже два столетия выдаётся за универсализм, по сути является англосаксонским уникализмом, возведённым по принципу «нового платья короля» в ранг универсализма и навязываемым в качестве такового всем остальным. Универсализм не может быть монологом-диктатом, meum и verum одной цивилизации. Он может быть только диалогом; реальный – диалогический – универсализм ещё только предстоит создать.
Во-вторых, кто сказал, что всё многоцветие исторической цивилизационной реальности можно выразить на одном языке? «Мир слишком богат, чтобы быть выраженным на одном-единственном языке, – писал нобелевский лауреат Илья Пригожин. – Мы должны использовать ряд описаний, не сводимых друг к другу (подч. мной. – А.Ф.), хотя и связанных между собой тем, что технически именуется трансформациями».
Именно работами над такими трансформациями на основе предварительного создания «системного языка» – понятийного аппарата и дисциплины, сконструированных для анализа данной системы, – можно превратить гуманитарную технологию «обществоведение» в реальную науку о (том или ином) обществе.
Итак, нам нужны принципиально новые науки о России, Западе и других социальных системах и научная дисциплина-«трансформатор», «универсали-зующая» – насколько это возможно – эти науки. Необходимо создать реальную социальную науку и использовать её в качестве оружия в борьбе с чужими гуманитарными технологиями. В ближайшие десятилетия такое оружие нам понадобится, поскольку, на мой взгляд, именно гуманитарные технологии станут главными в психоисторических войнах XXI в. за посткапиталистическое будущее.
III
Сегодня заканчивается не только эпоха Просвещения. Разгорается глобальный смутокризис – «кризис-матрёшка»: вместе с эпохой Просвещения уходят Модерн, капитализм, Библейский проект, который был средством управления большими массами в течение двух тысяч лет. Похоже, сжимается Lebensraum белой расы. Демографически Запад вырастил на своей периферии такую массу населения, которую в своё время Рим вырастил на своей – со всеми вытекающими последствиями. Я уже не говорю о «периферийном анклаве» на самом Западе. Уже сейчас исследователи предсказывают новый тур религиозных, но на этот раз не протестантско-католических, а мусульманско-христианских войн в самой Европе.
Далее. Заканчивается эпоха, которая началась неолитической революцией и символом которой являются (по крайней мере, для меня) Пирамиды и особенно Сфинкс.
С 1970-х годов мы постепенно, но с ускорением, словно по принципу festina lente вползаем в кризис, которому аналогов в истории не было. XXI век – век великого перелома, «вывихнутый» век. Шанс пройти это узкое горлышко имеет только тот, кто выкует новое знание – двуручный меч социальной науки и гуманитарной технологии и научится виртуозно владеть им, что в свою очередь требует создания принципиально нового организационного оружия – новых структур рационального знания, принципиально новых исследовательских и образовательных институтов.
Операция «Ориентализм»[156]
«Дух Истины болезнетворен… Ибо Истина не лестна. И он повергает в болезнь не просто того или иного человека, но весь мир. И уж такова наша мудрость, чтобы все озлить, онедужить, осложнить, а не оберечь, опосредовать, как если бы посреди чистого поля свободной, ясной и готовенькой стояла Истина».
I. Имеет ли востоковедение право на существование?
В этом году в Москве состоится очередной международный конгресс востоковедов, и это очень хороший повод задаться вопросом: имеет ли востоковедение право на существование в качестве особой дисциплины? Поскольку я историк, то буду говорить прежде всего об историческом востоковедении, востоковедно-исторической сфере. Имеет ли изучение социально-исторического развития Востока (Азии и Северной Африки) право на существование в качестве особой дисциплины? Если да, то к чему относятся востоковедно-исторические штудии – к востоковедению или к истории? (Я не разбираю здесь вопрос, имеет ли право история на существование в качестве особой дисциплины – это отдельна я тема, и я затрону ее лишь в той степени, в какой речь пойдёт о востоковедно-исторической науке).
На первый взгляд вопрос может показаться наивным, странным или даже абсурдным. Что значит: имеет ли право? Существуют целые институты, в них работают научные сотрудники, проводятся конференции, конгрессы, издаются журналы, пишутся статьи и монографии. В России Институт Востоковедения вообще старейший. Дело, однако, в том, что сам факт существования научных институтов по тем или