Гридень нагло ухмыльнулся в провалы туманных глаз:

– А ты думал!

В лицо ударил холодный шквал, веки поспешно смежились, ветрянник вырвался с довольным хохотом. В ноги ударило, ветер толкнул могучим плечом. Лют пошатнулся, сапоги замесили снег, за руки с силой потянули, под подошвами оказалась пустота.

Буслай оглянулся на рассерженные выкрики, с проклятьем схватился за молот, голова задралась с хрустом – он неотрывно смотрел на болтающего ногами соратника.

Лют замер от необычного чувства, что проснулось в животе и с жутковатым холодком защекотало внутренности, затем забарахтался в незримых руках, махнул мечом.

Раздался жалкий крик, гридень ухнул вниз, но босоркуны с озлобленным воем налетели, куснули кисть ледяными зубами. Буслай еле отпрыгнул от упавшего меча. Ветрянники, издевательски хохоча, подняли гридня на головокружительную высоту и принялись швырять, как тряпичную куклу.

Буслай прошептал с досадой:

– Дурень, на кой кольчугу снял?

Сердце екнуло, когда Лют скрылся из виду и ругательства утихли. Буслай остолбенело уставился на горы, во рту горечь, словно хлебнул желчи, кровь от головы отхлынула, лицо щипал смертельный холод.

– Лют, – позвал он в пустоту. Голос растерянный, жалкий, хорошо, что никто не слышит.

Сзади раздался стон, и хриплый голос вопросил устало:

– Буслай, что случилось?

Гридень уставился на очнувшегося бедовика лютым взглядом, пальцы до скрипа стиснули рукоять молота. Взгляд прицельно впился в русую голову, перед глазами мелькнули сладкие картинки размозженного черепа.

Нежелан заворочался под ворохом одеял и жалобно пискнул, в его глазах мелькнул страх. Буслай быстро приблизился, бедовик впился в занесенный над головой молот, остолбенел. Гридень зашипел страшно:

– Тварь! От тебя одни беды. Вот и Люта сгубил. Но ничего, сейчас поквитаюсь за хоробра, не думай, что сойдет с рук.

Нежелан с ужасом глядел на широкую болванку, что сейчас обрушится ему на голову, и череп лопнет, как гнилой орех, с жалким хрустом, окрест плеснет кровью и мозговой кашей. Животный страх погасил сознание, звуки исчезли.

Буслай сжал челюсти, желваки вспухли могильными курганами, рука пошла вниз. Над головой раздался хищный клекот, шумное хлопанье крыльев, человечий крик. Молот дрогнул, рука безвольно обвисла вдоль тела, он поспешно задрал голову и ахнул изумленно.

Лют болтался, как вещевой мешок, в когтях могучей хищной птицы с огромными крыльями, способными укрыть табун. Потемнело: рядом величаво парили пернатые собратья, их движения были исполнены достоинства. Сердце Буслая от такой красоты забилось чаще.

Хищная птица снизилась, в воздухе раздался гордый клекот, когти разжались. Лют с руганью полетел вниз, подошвы ударились в скалу, обрамляющую стеной стоянку, витязь завертелся ужом, цепляясь за выступы.

Кони с осликом обеспокоенно прядали ушами. Наконец гридень скатился – с жутким грохотом, будто мешок, набитый булыжниками.

– …Ать!.. Ать!..

Лют грянулся с таким гулом, что горы вздрогнули, распластался раздавленной жабой, изможденно простонал. Птицы громко крикнули, описали величавый круг; ветер, поднятый могучими крыльями, где перо с доску, загасил костер, и стая удалилась с княжеским достоинством.

Буслай склонился над соратником и заботливо тряхнул за плечо.

– Лют, ты как? – спросил он участливо.

Витязь прохрипел измятым голосом:

– Зело.

Буслай помог подняться измятому, разбитому, ободранному соратнику. Заботливо усадил возле погасшего костра. Метнулся за ветками. Смешно раздувая щеки, разжег огонь. Лют двигался осторожно, при резком движении постанывал и покряхтывал, изредка охая, как старик.

– Что ты тут вытворял? – спросил Лют строго.

Буслай опустил глаза, замялся. Нежелан сказал слабым голосом:

– Ничего такого, просто играли.

– Играли? – хмыкнул Лют. – Меня едва о скалы не расшибли, сейчас бы расплескался, как разбитое яйцо, а они игры затеяли. На радостях, что ли?

Буслай шумно хрюкнул, посмотрел на бедовика со смешанным чувством. Яростно сломал несколько веток, и пламя подпрыгнуло до небес. Лют, кряхтя, ладонью потер ссадину на лбу и сказал со смешком:

– Все же нет худа без добра.

Буслай спросил недоуменно:

– Ты о чем?

– Говоришь, что от Нежелана одни несчастья…

Нежелан съежился под ворохом одеял. Буслай глянул строго и укоризненно покачал головой:

– Он и сам не отрицает.

Лют кивнул, губы разъехались до ушей, блики огня заиграли на ровном ряде белых зубов.

– Узрел я «пасть зверя», с высоты рассмотрел в горах схожие черты. В самом деле будто пасть волчья. Там рядом еще маленькая долина, озерцо, чахлые кусты. А за кольцом гор – нужное нам место. Сверху не разглядел разрывов, завтра поглядим, как попасть.

Буслай замер с раскрытым ртом, в глазах появилось безмерное уважение: он бы позорно утяжелил штаны, жмурился от страха, а Лют не растерялся, до последнего боролся. Гридню стало стыдно, что порой перечил такому человеку, подначивал, издевался.

Нежелан пошевелил отогретыми конечностями, спросил жадно:

– А что за птицы, Лют?

Витязь усмехнулся, окинул спутников мужественным взором и сказал просто:

– Славно, что в горах живут подвластные Перуну гарцуки. Налетели на босоркунов, разогнали, как волки зайцев. Видать, я у Перуна не на последнем счету.

Лют улыбнулся смущенно, а Буслай с Нежеланом поглядели на него с обожанием, как мальчишки – на дивного богатыря, любимца богов.

Гарцуки, любимцы Перуна, встретились случайно, чудо, что не пролетели мимо, кинулись, а разогнав босоркунское отродье, не стали равнодушно взирать на падающую человеческую фигурку, подхватили, донесли до стоянки. А может, не случайно: витязь, сразивший князя или вождя, становится посланником Перуна.

Буслай засуетился, в кулаке зажал мешочек с лекарственными травами. Нежелан поежился от твердого взгляда.

– Ты, бедовый, где котелок? – спросил Буслай строго. – Сейчас сделаем взвар для хоробра.

Нежелан отвел взгляд, лицо стало несчастным.

– Э-э…

– Убить тебя мало, – сказал Буслай устало.

Лют зло пнул монолитную стену и сплюнул. Гора равнодушно взирала на человечка, что рассерженно повернулся и зашагал прочь. Буслай глянул сочувственно, засопел в растерянности.

Нежелан приставил ладонь козырьком, сморгнул слезу, выбитую холодным, но ярким горным солнцем. Бедовик почти с ненавистью поглядел на стену, что расстроила Люта.