Все четыре отрывка записаны в один день, число не указано.

На память Шуре от Дины

Дина

18 декабря, 8 час. вечера.

Вот сейчас только что ушли девочки в клуб на занятия, за ними зашли Колька и Женя. Ну, и что же! Вот все ушли, а я дома. Мне очень и очень скучно, вечная политграмота мне надоела, развлечения никакого нет, с мальчишками я не занимаюсь, писать в дневник мне не хочется. Ведь люди не знают, с какого вечера у меня всегда плохое настроение. Что делать, не знаю и потому бросаю карандаш и ложусь спать. А завтра мне работать утреннюю смену. Остаюсь жива и здорова, хотя и скучно мне, скучно очень, но что делать: насильно мил не будешь…

Шура Голубева, 17 лет.

24 декабря 1924 года.

Пришла я от мамы в 6 часов вечера. Дина приготовила чаю, сели мы чай пить, а Дина и говорит: «Я сейчас иду в клуб, завтра наше рождество. Пойдем, ты стала очень редко ходить в клуб, это могут заметить». «Нет, — говорю, — я не пойду, я лягу спать». Ну, Дина вышла из дома, видит пламя пожара, бежит обратно в комнату и говорит: «Шура, одевайся, смотри, пожар-то какой горит!» Я вылезаю из-за стола, одеваю пальто на плечи и в одних галошах алё! Прибежала, посмотрела, постояла несколько минут… озябла, потому что было морозно, а я без перчаток и в одних галошах, думаю: что ж, надо бежать домой, пожар меня не интересует — горела мельница. Прибежала домой и села писать для памяти. Сидела я долго одна и сейчас думаю ложиться баиньки, завтра-то рождество.

* * *

Это я писала потому, что мне спать не хотелось. За окном падает снег. Серко ушел от меня навсегда. Сегодня, на улице увидев меня, перешел на другую сторону, чтобы не поздороваться.

* * *

24 декабря.

Частушка

Это мы выступали дуэтом с Колькой Ложкиным на рождественском вечере в посаде в клубе имени Буденного. На вечере была мама, после моей песни она ушла, так что я ее не видела, а думала, что она меня позовет к себе.

27 декабря, 10 часов вечера.

Комсомольская стихира

28 декабря 1924 года я сбрила брови. Это для того, чтобы я могла помнить, когда и с какого времени я сбрила себе брови.

Шура Голубева, 17 лет.

29 декабря 1924 года.

Я сидела совсем одевши и ждала, когда проснется Дина, чтобы вместе идти на фабрику. Остаюсь жива и здорова.

* * *

Шура и Серко.

30 декабря 1924 года.

Я работала на зачин, меня Дина разбудила в час ночи, и я побежала на фабрику. Дошла до аптеки и спросила: сколько времени? Мне сказали: час ночи. Делать нечего, спать я не хочу, так даешь писать!

Эту неделю я всю ходила на фабрику бешено. То в час, то в два ночи.

А в пятницу проснулась, думала, что час, а оказалось, что второй гудок, но все-таки поспела.

Шура Голубева, 17 лет.

* * *

* * *

Откуда произошел этот дневник? Да вот откуда! В день моего рождения, когда мне исполнилось 17 лет, подарила мне клеенчатую книгу Дина Маршева. Я так и наметила, что книга эта будет у меня дневником. Потом я от глупости стала вырывать листья, но теперь я никогда не буду вырывать.

Да, есть у меня двоюродный брат Толя Кобяков. Ему сейчас 15-й год, а я люблю его лучше, чем родного брата Петю: он для меня уважителен. Я тоже всегда желаю ему наилучшего счастья, как он мне сегодня пожелал в новом году.

Александра Петровна Голубева, 17 лет.

Я девчонка, а?

Листок тайны

7 сентября 1924 года.

В праздник юношеского дня (????).

Я должна справить годовщину 7 сентября 192* года. Во-первых, никуда не ходить, несмотря на то, что по всему СССР будут развеваться красные знамена, несмотря на то, что будут играть оркестры музыки… Мне нужно хоть годовщину справить, т. е. вспомнить сколько я, да?… перенесла страданий и мук. И вот теперь наступает 192* год, я днем и ночью страдаю, и никто не видит, никто не знает…

О-о-о, рассвет моей жизни, вернись обратно!

* * *

7 января 1925 года.