– Не крути, Сонька! – перебил ее Черношей. – «Слам» там у тебя притырен! Ты ж не дура – с пустыми руками в бега подаваться!

– А хоть бы и «слам» – тебе-то что? – ощетинилась Сонька. – Ты свою долю получил!

– Да я и не претендую! – хрипло рассмеялся Черношей. – Так, интересуюсь: стоит ли тебе еще раз из-за того «слама» шкурой рисковать? Знаешь, что за второй побег полагается? Пятерка лишняя по суду, да плетей уже с полсотни!

– Знаю, ученая! – огрызнулась Сонька. – Во-первых, не в одном «сламе» дело – талисман мамочкин я там оставила. Без него удачи в будущих делах не будет. А во-вторых, если аккуратно все обтяпать – с утра поехать и до вечера вернуться, – и не заметит никто моего временного отсутствия!

– Не знаю, – с сомнением поскреб щетину на щеках Пазухин. – Афиноген, Степка-бабай да Ромашкин – люди тертые, осторожные. Недаром по много лет майданы в камерах держали: и копейку тугую сбили, и живыми из тюрьмы при своих капиталах вышли. Завели лошадок для форса, катаются, а вот чтобы в чужие руки коляску дать – не знаю! Вряд ли…

– Залог потребуют нехилый, каждая лошадка вдесятеро против той же коровы по цене идет. Да еще и сами захотят поехать, для своего спокойствия. Глаза-то им не завяжешь…

– Ладно, сама завтра поговорю с ними, – решила Сонька. – Тогда второе, ребятки: на дело идти надо! Скучно без «сламу»! А я вас давно прошу: адресок подскажите, где «хрусты» водятся.

– Зажиточных-то «гавриков» на Сахалине немало, да вот «хрусты» свои они за семью замками держат! Те же майданщики бывшие: не на последние деньги, полагаю, лошадок купили! – сплюнул Пазухин. – Рояли заказывают с материка, для обстановки домашней. Цепками золотыми в палец толщиной шеи обвешаны – хоть собаку привязывай!..

Дверь сеней скрипнула, и из нее высунулась Гренадерша. Она торопливо выпалила:

– Вы бы, ребятки, с Филиппом Найденышем поговорили! Лавка у него на базаре, гробы господские мастерит. А еще, бабы говорили, сундуки денежные с хитрыми замками делает по заказу, нычки в избах у богатеев оборудует такие, что сроду не сыщешь! Дорого дерет, зато надежу гарантирует! Вот кто все знает!

Выпалила – и дверь поскорее захлопнула, даже щеколдой брякнула – чтобы под горячую руку не зашибли лихие люди.

Сонька и ее гости переглянулись, рассмеялись.

– Вот стерва хитрая! – Пазухин пнул дверь, но не сильно. – Подслушивает, сволочь!

– А что? Шурка дело говорит, – вступился за нее Черношей. – Я про Филиппа этого, признаться, слыхал. Руки у мужика, говорят, золотые. И язык за зубами держать способен – потому и получает заказы!

Сонька в задумчивости покачала головой.

– Слышь, Шурка! – возвысила она голос. – Выдь-ка, никто тебя не тронет! Слово даю! Может, присоветуешь что – в долю возьмем.

Пазухин снова дверь пнул:

– Слышь, старая, выползай! Все одно до скончания века не отсидишься! А тебе слово дадено – никто не тронет.

Мало времени спустя громыхнула щеколда, и на крылечко осторожно выбралась Шурка – Гренадерша. Опасливо оглядела жиличку и ее гостей, показала ржавый серп: смотрите, мол, только троньте! Сонька снова рассмеялась:

– Я ж говорю – никто не тронет! Давай-ка, про Филиппа своего расскажи – кто да что? Почему такая кликуха странная – Найденыш? Богатеи – народ недоверчивый, все это знают! Отчего тогда ему секреты свои доверяют денежные?

Блуждая глазами и запинаясь, Шурка принялась рассказывать. Происхождения клички она не знала, да и не интересовалась. Найденыш был из бродяг: явился в московскую полицию и признался, что живет без документов. Получил полтора года каторги, как водится, и попал на Сахалин. Был Найденыш, судя по всему, из мастеровых, мужик от сохи. Свои таланты проявил еще в кандальной: без труда открывал любые замки и из обычных замков умел делать секретные. Ни к «иванам», ни к прочим варнакам не прислонялся, за что был каторгой неоднократно бит.

Прежний губернатор, генерал Мерказин, уезжая в длительный отпуск, попал в конфузию: потерял ключ от сейфа с важными документами. Прослышав про Найденыша, вызвал его и без особой надежды спросил – сможет ли сейф вскрыть? Провозившись около часа, Филипп сейф взломал. Губернатор из благодарности приказал перевести Найденыша в поселенцы, и тот открыл собственную мастерскую. Стал мастерить гробы, сундуки и всякие денежные ящики с секретами. Новый губернатор, Ляпунов, тоже как-то услугами Найденыша попользовался, велел его оформить на какую-то мелкую должность при окружном управлении – и тем самым дал каторге понять, что обижать Фильку нельзя, сие чревато губернаторским гневом. Да Найденыш и сам с головой дружил: взял к себе в подмастерья Степку Богданова. Того за бешеный нрав боялась вся каторга, связываться с ним никто не желал.

Выслушав Шурку-Гренадершу, Сонька с дружками переглянулась: при таком раскладе секретов у Найденыша не вырвать!

– Чего ж ты, старая, нам в таком разе Найденыша своего сватаешь? – грозно двинулся к Шурке Черношей. – С этакими заступниками плевать он на всех хотел!

Шурка проворно юркнула в сени, опять заперлась. И уже через толстые доски закончила:

– Потому и сказала, что понтрет Сонькин у Найденыша в мастерской видала. Да не один! Стряпуха его грит, что он, Сонька, на тебя давно глаз положил, еще до каторги. Оченно он тя уважает!

– Уважает, говоришь? Что ж, раз уважает, можно и в гости сходить, – рассмеялась Сонька. – Сожительница у него имеется?

– Может, и похаживает к молодухам – того не ведаю! А в доме, кроме Богданова да стряпухи юродивой, никого не видать… А доля моя какая будет, Софья Ивановна?

– Долю ты еще не заработала, Шурка, – отрезала Сонька. – Старайся!

⁂

Выпроводив Пазухина и Черношея, Сонька принялась хлопотать. Велела Шурке принести припрятанное платье, пошитое специально для норвежца, «под губернаторшу». Примерила, заглянула себе за спину, с досадой цокнула языком: зеркал у Шурки не водилось, так что со стороны на себя и не поглядишь. Однако и без зеркала было ясно, что за неделю в бегах она изрядно похудела, платье висело на ней мешком. Придется снова к портнихе идти. Не для того, чтобы подогнать платье по фигуре, а сделать его менее шикарным. Свернула платье потуже, сунула в мешочек, чтобы захватить на вечернюю проверку.

Деньги, деньги нужны! Для разгону хотя бы два-три червончика… Обидно стало Соньке, хоть плачь! И деньги-то есть, да не дотянешься пока! Все в том узелке было! И страшно подумать, что кто-то его нашел… Портнихе заплатить, еще кое на что… Как назло, месяц завтра кончается, значит, Шурка с ножом к горлу пристанет, квартирные и на хозяйство требовать будет…

Улучив минутку, когда Шурка вышла на улицу, Сонька метнулась к кровати, приподняла одну полую ножку, вытянула за нитку последнюю, давно припрятанную трешницу. На портниху хватит, а дальше поглядим, решила она.

Отстояв унизительную проверку – ее специально выкликнули последней, – Сонькана последок выслушала не менее унизительную нотацию дежурного надзирателя. Нарочито «тыкая» и дыша ей в лицо смрадом перегара и чеснока, тот предупредил: поскольку «мадама» не оправдала доверия, отныне возможны и ночные проверки. И если ее не окажется дома, пусть пеняет на себя!