— Никифор хочет остаться в Константинополе? — откликнулся Дмитрий рассеянно. — Да, я бы мог и сам догадаться… А где Рашид?

— В том-то и дело, что наш учитель куда-то ушел. А я все это время маялся в неизвестности, да еще и в одиночестве: ни тебя, ни Рашида, ни Никифора. Ну, давай рассказывай, о чем с тобой говорила дочка императора.

— О чем говорила?.. — Дмитрий отвел глаза в сторону и улыбнулся. — Анна Комнина говорила со мной об Анне Порфирогените, и Анне Ярославне, и Анне Всеволодовне…

Несколько мгновений Калистрат оторопело смотрел на Дмитрия, потом вдруг спросил:

— А об Анне Раменской она не говорила?

Дмитрий ничего не ответил, только сделал несколько шагов к окну, на миг прикрыл глаза и подумал: «Поистине, это заветное имя преследует меня…»

Удивленный его молчанием, Калистрат полюбопытствовал:

— Неужели царевна вызывала тебя только затем, чтобы вспомнить об имени Анна?

— Конечно, нет. — Дмитрий снова беспричинно улыбнулся. — В знак благодарности за спасение своего родственника она купила мне дом в Херсонесе. Даже непонятно, откуда такое благоволение к моей особе.

— А мне понятно! — раздался от двери веселый голос Никифора.

Дмитрий и Калистрат с удивлением оглянулись на своего друга, ставшего редким гостем в их временном жилище.

— Я вам объясню, почему Клинец удостоился такой милости, — сказал Никифор, неторопливо входя в комнату и с усмешкой оглядывая друзей. — Отчасти в этом заслуга самого Дмитрия, изволившего родиться с видной внешностью и с достойной манерой держаться. А отчасти тут постаралась умница Кассия. Она поведала царевне о тайной страсти нашего героя. А надо сказать, что Анна Комнина обожает слушать не только о военных походах, но также и о страданиях Геро и Леандра, Дафниса и Хлои и всяких других влюбленных.

— Так это твоя болтушка Кассия растрезвонила? — возмутился Дмитрий. — А я-то думал, откуда царевне известно…

— Не смей плохо говорить о моей невесте! — воскликнул Никифор, сразу же став серьезным. — К тому же своими словами Кассия тебе только помогла.

— Твоя невеста?.. — присвистнул от удивления Калистрат. — У вас уже все решено?

— Да, я пришел позвать вас на помолвку. Мы спешим, чтобы успеть обручиться до Великого поста.

— Поздравляю, друг, — сказал Дмитрий, обнимая Никифора. — Не обижайся, что я вспылил, не подумав. А твоя Кассия в самом деле оказала мне услугу.

— Ну, ладно, прощаю, — улыбнулся Никифор. — Помолвка будет скромной, но веселой, уж я постараюсь. Готовься, друг Калистрат, блеснуть своими талантами: я достану тебе настоящие гусли. Кстати, где Рашид? Я непременно хочу показать гостям нашего мудрого старца.

— Наш мудрый старец куда-то незаметно исчез, — сказал Калистрат. — Но если появится, обещаем его привести.

Никифор спешил уладить еще множество дел и, перекрутившись на одной ноге, тут же исчез за дверью.

Калистрат с усмешкой посмотрел ему вслед и заторопился к сапожнику, которому несколько дней назад заказал новые сапоги из цветного сафьяна. Теперь нарядная обувь была новгородцу очень кстати, чтобы щегольнуть на помолвке друга.

Вскоре после ухода счастливого Никифора и веселого Ка- листрата вернулся печальный Рашид.

— Что с тобой, учитель? — кинулся к нему Дмитрий, который давно уже стал так уважительно обращаться к наставнику. — Где ты был, чем занимался?

Рашид ответил с присущей ему загадочностью:

— Я смотрел в глаза своей судьбе.

— Не понимаю…

— Ты должен знать правду. Садись, мой друг, послушай. Я хотел бы всегда оберегать тебя от зла, учить великой науке. Но дни мои сочтены. Болезнь внутри меня разрастается очень быстро. Да, я овладел многими знаниями, но ведь даже наимудрейшие люди умирают. Эликсир бессмертия пока еще не найден.

— Что ты говоришь, учитель? — растерялся Клинец. — Почему ты решил, что скоро умрешь?

— Я говорил с богами, и они поведали мне правду. Да, я скоро умру, но не хочу уйти из жизни как жалкий больной старик. Я должен умереть в борьбе.

— Откуда ты знаешь, что болен? Ты был у врача?

— Зачем простые врачи тому, кто знал великих? — грустно улыбнулся Рашид. — А еще я наизусть помню трактат древнего медика Хуа-то. Я сам обнаружил у себя признаки неизлечимой болезни. Но ты не бойся, она не заразна. Через несколько месяцев я могу умереть в муках, но надеюсь до этого не дожить. Я приму смерть в бою, как подобает воину.

— Ты говоришь страшные вещи…

— Для меня в смерти нет ничего страшного. Мои учителя объясняли мне, что одно земное существование — это всего лишь звено в вечной цепи жизни духа.

— Неужели кончину нельзя предотвратить? — Дмитрий быстро заходил по комнате, потом сел рядом с наставником, накрыл своими ладонями его холодные, сухие руки. — Неужели ты оставишь меня, учитель? Я так много потерял в этой жизни!.. В тебе я нашел духовную опору, и вот…

— Ты сам достаточно силен, тебе не нужна опора, — ласково сказал Рашид. — У тебя было много потерь, это верно. Но главного ты не потерял. Я вижу твою судьбу. В ней не все предопределено, а многое зависит от тебя самого. Помни то, чему я учил и еще успею научить. А счастье придет как награда сильному и совершенному. А если и не придет, то сильный и совершенный все равно сумеет сохранить гармонию своего духа.

«Я не совершенный и не могу жить только духовными радостями», — подумал Дмитрий, но не стал ничего говорить вслух, дабы не огорчать наставника.

В предместье у монастыря Св. Маманта месяц назад друзья познакомились с двумя купцами из Новгорода, которых Никифор также пригласил на помолвку. Купцы принесли с собой настоящие новгородские гусли, предназначенные для Шумилы-Калистрата. Дмитрий и раньше несколько раз замечал, как Шумило, вздыхая и задумываясь, расспрашивает земляков о родном Новгороде. Теперь же, в день помолвки Никифора, Клинец вдруг ясно ощутил, что скоро останется один, расставшись со своими друзьями. Грек нашел счастье на своей первой родине. Новгородец, скорей всего, уедет на север, в родной город на Волхове. Рашид покинет этот мир, чтобы, согласно его вере, вступить в новую цепь перерождений, — но в другой жизни он будет чужим человеком.

Грядущее одиночество не пугало бы Дмитрия, если бы он знал, что на далекой родине его любят и ждут. Но там ничего не было обещано. Надежда на взаимность казалась слишком зыбкой, а ожидание все еще отдаленной встречи тревожило, изматывало душу.

Напрасно Дмитрий уговаривал себя, что на Руси кроме Анны у него есть и другие цели: поиски брата, месть за убийство отца предателю Биндюку, обустройство своего дома, торговые дела. Разум отрезвлял, а сердце упорно подсказывало, что другие дела и цели ничего не стоят без любви…

Шумило-Калистрат взял гусли, тронул пальцами струны, звонко заиграл и запел раздольную песню своей родины. Греки не понимали слов, но слушали со вниманием, завороженные певучей мелодией.