Я сказала об этом Никите, на что он посоветовал мне больше тренироваться, тогда в голове не будет бесплодных мыслей.

— Это нормально, монахи тоже искали уединения.

— Но у нас-то не монастырь.

— Забыла, что тебе нельзя любить, Элюнь? Меньше общения — меньше соблазна. Или ты хочешь мужчину? Переспи с кем-нибудь. Это можно.

Я внимательно слушала Никиту, и каждый раз, собираясь на тренировку, туго затягивала пояс. Моя талия становилась все тоньше, мышцы окрепли, скулы заострились.

А мозги медленно, но неуклонно превращались в кашу. Лишь иногда я ощущала отголоски ненависти к Бранимиру. И только эта ненависть держала меня на плаву. Помогала не превратиться в равнодушное чудовище.

Незаметно пришла зима. Я гуляла, любовалась чистейшим снегом, играла. Девочка с флейтой, живущая у леса… Я давно уже не была ею. Романтизм выбил из меня Бран, выжег своим пренебрежении Васильич, растворил в дружеском участии Влад. Я шла по зимнему Заповедному лесу и думала о том, как хочу сейчас быть в «Радомире» и вместе со всеми отмечать веселый праздник Солнцеворота. Если бы я только знала, что через несколько лет мне придется узнать темную сторону Самайна. И совершить невозможное.

А потом я встретила свою двадцать вторую весну. Я придаю большое значение элементу случайности. Именно она вершит людские судьбы. Если бы тогда, шесть лет назад, я бы не познакомилась с Грином, рыцарем в сверкающих доспехах, я бы никогда в жизни не стала заниматься боевыми искусствами. Так и осталась бы неуклюжей полноватой девочкой с флейтой, живущей у леса. Но кто знает, что было бы лучшим вариантом?

Но я увлеклась. Кажется, мы говорили об элементе случайности. Машу я тоже встретила совершенно неожиданно, на улице в одном из районов светлых зон. Если бы не серебряная церковь рядом, мы бы даже не поздоровались.

— Элюшка! — услышала я ее мелодичный голосок.

— Маша!

Мы стояли, обнявшись так долго, что прохожие стали оборачиваться. Странные люди с предрассудками. Мы — подруги, а не любовницы. А подруги ли? Эта грань была слишком тонкой. Маша судорожно обнимала меня, гладила по всему телу:

— Ты стала еще красивее…Ты прекрасна… Эти ушуисты знают толк в женской красоте. Пойдем в лес. Там легче поговорить начистоту.

Лес встретил нас сыростью и дождем, но это нисколько не волновало. Мы болтали обо всем на свете, обнимались, смеялись.

А потом легли на траву, и я заплакала, уткнувшись Маше в плечо. Я думала об одном: о том, что внутри меня — пустота. Потому что запретили любить, лишили одной из важнейших человеческих потребностей.

Вдруг Маша обняла меня, не так нежно, как раньше, а властно и настойчиво, и я поняла, что не могу больше этому сопротивляться. Маша гладила и целовала мое тело. Я открыла глаза и увидела, что она тоже плачет. Я целовала ее и между поцелуями шептала: «Я же не могу любить… Не могу…» — «Не можешь… мужчину… не можешь…» — «Я люблю тебя, одну тебя… Как человека, как друга».

А потом я забыла обо всем и чувствовала лишь ее руки и губы. «Без любви ты медь звенящая…» Я и была такой медью. И меня, пустосердечную и равнодушную, все использовали в своих интересах.

У нас не было ничего. Всего лишь невинные ласки двух подруг, но я полностью потеряла голову.

Затем мы шли с Машей по лесу, и я смеялась от счастья, хотелось петь. Я целовала ее руки, и подруга нежно гладила меня по щеке. Я шла и мечтала о том, как нам будет хорошо вместе. Я была горда собой. Ведь я умудрилась провести целую школу боевых искусств с ее жесткими законами. Мы свободны и чисты, мы проходим стороной… Мы равнодушны.

А я больше не была равнодушной. Я любила женщину. И никто не мог меня подловить и выгнать из клуба. Ни Васильичу, ни Владу, ни Никите не могло и в голову прийти, что я полюблю женщину.

Я победила!

Как нам будет хорошо с Машей. Я наконец-то съеду от родителей, у нас будет ребенок. Возьмем из приюта зеленоглазую девочку, похожую на Машу. И мальчика, которого воспитаем, как настоящего воина. Вот исполнится пять лет, отдадим в секцию ушу. Мы будем гулять по лесу с нашими детишками и играть на флейте.

Маша позвонила через два дня.

Она приглашала меня на свою свадьбу с Яром и ждала ребенка.

Девочка с флейтой во мне умерла…

Два года спустя

Я стояла и смотрела на Зою, одну из наших во шинь, не произнося ни слова. Я знала, что мое молчание для нее хуже всякой ругани, но все равно не могла заставить себя ее похвалить или высказать конструктивную критику.

Девушка была симпатичной, но уж очень неуклюжей и неспортивной. Таким не боевыми искусствами заниматься, а шитьем, вязанием или кулинарией. Но характер твердый — упорно, наверное, уже в сотый раз делает комплекс.

Меня начинает раздражать ее упрямство, так и хочется сказать: «Девочка, иди в клуб Эскалибур. Там тебя шить научат», но вместо этого у меня невольно вырывается:

— Господи, какая же ты бестолковая… Как можно так сжимать кулак? Да тебе сломают кисть в первом же спарринге.

Зоя опускает голову. Чтобы я не видела ее слез. Сильная все-таки девочка.

— Ладно, учи, — уже мягче говорю я и иду тренироваться.

Тимур и Никита встречают меня улыбками, лишь Влад недовольно хмурится. В глубине души он осуждает мои методы обучения. Я предупреждаю его вопрос:

— Ну, перестань, меня в свое время учили куда жестче.

— И из тебя ничего хорошего не получилось, — усмехается Тимур.

— Какая же ты стерва, Эля, — говорит Никита, но беззлобно.

Я пожимаю плечами и начинаю заниматься. Я — старшая мон шинь, и у меня индивидуальные тренировки. Многие из тех, с кем я начинала, уже сдали на тренерские пояса и основали свои клубы. Некоторые уехали в Тибет, Китай, Вьетнам — искать Шаолинь.

Я же пока готовлюсь к сдаче на инструкторский. Да тут еще и эту во шинь на меня повесили. Надеюсь на одно — не выдержит, уйдет. И бог с ней. Рожденные ползать летать не могут. Нет у тебя способностей к боевым искусствам — сиди, шей.

Или играй на флейте, как следовало бы поступить мне.

Я ищу глазами эту Зою, но ее нигде нет. Девчонка начинает мне надоедать.

Но тут у меня в груди похолодело. Перед глазами встает картина из прошлого — Яр, который пытается перерезать себе вены в раздевалке. Красоты ему не хватало, видите ли. А чего не хватает ей? Наверное, адекватного тренера, не такого, как я. Изо всех сил бегу к раздевалке.

Нет, Зоя, не делай этого! Зоя!

Девушка лежит на полу ничком и рыдает. У меня разрывается сердце. Дежавю. Это я лежу на холодном полу раздевалки и плачу, так как не могу вынести. Не могу смириться. Мне хочется ударить себя. С размаху по лицу. Да что я о себе возомнила? Я ничем не лучше Бранимира. Скоро начну ее избивать и рвать ей связки в шпагате. Мне скоро исполнится двадцать четыре, ей — только-только восемнадцать, я — сильная, она — слабая.