В общем, я был инфицирован чужими богами, попросту говоря – заразился. Особых неудобств я от этого не испытывал, разве что первое время невыносимо чесался мозжечок, а иногда и все остальное, но потом и это прошло. Только вот беда – боги во мне требовали публичности, а с этим у меня всегда было плоховато. Ну не любил я раньше выступать на людях, что поделаешь, а вот теперь без этого жить не мог.

Однажды я осознал, что мне нужен новый инструмент. Моя многогранная, испещренная богами, как приснопамятный Божий Камень, натура не желала появляться на публике с гитарой-дворняжкой, ей непременно требовалось нечто особенное. Магу нужна соответствующая ассистентка. Ведомый своими новыми инстинктами, я отправился к знакомому резчику по дереву и долго уговаривал продать мне необходимые для изготовления материалы. Всего нужного у него не нашлось, например, бруска драконового дерева, которое пришлось заменить вульгарным самшитом, но затарился я основательно. По-моему, купленных за бешеную цену разноцветных бледно-лимонных, нежно-розовых, багровых и синевато-черных деревяшек должно было хватить как минимум на постройку небольшого органа. Или шхуны водоизмещением тонн эдак на двадцать. Но моим богам этого было мало. Пару дней я убил на то, чтобы раздобыть слоновую кость, которая, как выяснилось, широко используется при изготовлении музыкальных инструментов. В конце концов боги удовлетворились бивнем мамонта, купленным мною у спившегося полярного летчика за ящик питьевого спирта. Я было хотел отделаться коньяком, но бывалый полярник настаивал на мужественном напитке своей бурной молодости. Пришлось прибегнуть к помощи старых приятелей с местного рынка.

Наконец все необходимые материалы были собраны. Металлические детали заказаны на одной частной фирмочке, специализирующейся на выполнении заказов ФСБ и прочих спецконтор. Тамошние специалисты взглянули на чертежи, сделанные мной под руководством Шипы Конструктора, у них глаза на лоб полезли. А когда я извлек из сумки несколько радужно переливающихся пачек, глаза у них вообще улетели под потолок и закружились там, словно майские жуки вокруг уличного фонаря. Придя в себя, специалисты выдохнули, потом вдохнули и сказали, что сделают, но за наличные. За наличными, кстати, пришлось смотаться в Раменское, в ближайшее казино. Теперь во всех игровых зонах в каждом заведении красуется мой портрет, так что второй раз меня туда не пустят. Вот она, популярность-то! Хотя, на мой взгляд, владельцы игорных заведений должны были гордиться. В кои веки их денежки пойдут на богоугодное в прямом смысле дело.

Наконец я приступил к работе.

«Хороша была галера, и хорош штурвал резной», – писал некогда поэт. Наверное, искусство корабелов и музыкальных мастеров схожи, и если бы Страдивари построил каравеллу, то это была бы всем каравеллам каравелла. Хотя, кажется, во времена Страдивари каравеллы вышли из моды, как нынче скрипки. Но мода уходит, а скрипки и каравеллы остаются.

Вот уж не ведаю, кто двигал моими руками, кто пилил, строгал, клеил, шлифовал, варил лак, может быть, это был Эрилин Музыкодел, а может, ему помогал Оська Гудошник, во всяком случае, гитарой это произведение искусства назвать можно было только при отсутствии всякого воображения. Я не буду описывать этот инструмент, более того, я не стану придумывать ему название – пусть будет гитара. Скажу только, что она была женственна настолько, насколько может быть женственна скрипка, величественна, как скандинавская богиня, нежна, как эолова арфа, и таинственна, как Цисяньци́нь. Струны, а их было девять, я специально заказал в Швейцарии, на рубашки басов пошло подлинное цыганское серебро и золото. Стоило мне это, сами понимаете, недешево, а игровые салоны сразу же закрывались, как только я появлялся в пределах видимости охраны, чем я слегка гордился. Поэтому пришлось снова отправиться в столицу и совершить точечный налет на ипподром. Там меня еще не знали, а Выха Коняшник оказался на высоте, да и Жульник не подвел, так что струны мои оплачены благородным человеческим азартом, как, впрочем, и все остальное. Вообще мелкие божки, как я убедился, в хозяйстве гораздо полезнее тех, что считают себя главными.

С новым инструментом я выглядел весьма антуражно, так что, когда я предложил выступить в одном из второразрядных московских ночных клубов, меня не погнали взашей, а милостиво разрешили поразвлекать публику, аккомпанируя стриптизерше-таиландке, демонстрировавшей секс с удавом. Видимо, хозяева заведения решили, что экзотику экзотикой не испортишь, да и удава пожалели, страдает же скотина! Я согласился на более чем скромную оплату и на часок-другой выпустил на волю Афедона Бесштанника. Порезвиться, так сказать. Меня не побили. Может быть, потому, что вся публика, официанты, стриптизеры и стриптизерши, охранники, хозяева клуба и их гости, а также завернувший на огонек ОМОН, все без исключения, включая пираний в огромном настенном аквариуме, были заняты совершенно другим делом. Такого это заведение еще не видывало. Я немного полюбовался на учиненное Бесштанником безобразие, оценил ситуацию и потихоньку убрался прочь, решив временно отложить вопрос о моем вознаграждении. Честно говоря, я его уже получил, во всяком случае, мои боги-постояльцы развлеклись на славу. Вон как публика-то завелась!

На другой день к подъезду облезлой «брежневки», где я остановился на ночлег, подкатил фактуристый, бесконечный, как похмелье, и белый, как горячка, лимузин. В дверь коммуналки позвонили, и в комнату, где я допивал утреннее пиво, вошел некий очень прилично одетый господин.

– Слава богу, что вы еще не уехали, – вальяжным баритоном с порога заявил он. – Господин Авдей, вы вчера ушли, позабыв получить свой гонорар, поэтому я счел необходимым отыскать вас, чтобы лично вручить деньги. Я понимаю, вы человек творческий, – тут он покосился на пустые пивные бутылки, – но не уделите ли мне несколько минут для делового разговора?

Я демонстративно медленно допил пиво, взял гитару, накинул куртку и проследовал за гостем.

Господин опасливо покосился на инструмент, подвинулся, пропуская меня вперед, обдав запахом дорогого одеколона, и проследовал со мной к лимузину.

Мой утренний гость оказался владельцем нескольких московских ночных клубов, как ни странно, некоторые из них были вполне приличными, попадались даже клубы, где играли живой джаз. Звали его Савелием Давидовичем Скороделовым, и был он потомственным коммерсантом. Везет мне на потомственных, однако! Сначала герой потомственный, теперь вот купец… Вручая пухлый конверт с деньгами, потомственный коммерсант слегка поклонился и сказал:

– А вы знаете, что вы гений, господин Авдей?

Я притворился, что не знаю.

– Я сделаю вам ангажемент, – сообщил мне Савелий Давидович, приглашая в лимузин.

Что же, пожалуем в машину, как пели ребята из «Пинк Флойд».

С этого дня у моих богов не было недостатка в поклонниках.

Кто убил, хотя бы зря, – не забудет!

Юрий Орлов. Ублюдок

Где я только не играл! Элитные клубы мне быстро надоели, гламурная публика вызывала отвращение своей фальшью и бесстыдством, а стадионы – безликостью и массовым психозом. Я был нужен своим поклонникам для того, чтобы хоть иногда становиться самими собой, а когда некоторые из людей становятся самими собой, это зрелище не из приятных. Чем дальше, тем глубже меня засасывала публичная жизнь, внутрь, до самого дна, которое здесь почему-то здесь считалось вершиной духовности. Людям необходимо было раскрепоститься, я помогал им делать это, они платили бешеные деньги за то, чтобы почувствовать себя скотами или тиранами, но при этом незаметно для себя становились рабами чужих божков.