— Это что, ваш муж? — спросила Света.

— Да…

— Из-за чего же он скандалит?

— Денег требует на выпивку. Еще не насосался досыта… а сам и так приполз, как червяк.

— Увезти его в вытрезвитель? — спросил Гена. — Мы — дружинники, сейчас позвоним, вызовем машину.

— Ну и правильно, забирайте… Все равно глаз не даст сомкнуть ни мне, ни детям — будет ночь напролет куролесить…

— А за драку можно и пятнадцать суток схлопотать, — продолжил Геннадий. — Пусть там посидит, подумает о жизни праведной.

Теперь женщина, похоже, испугалась. Перевела взгляд на своего благоверного, безжизненно повисшего в крепких руках дружинников: он полязгивал зубами, изо рта по заросшему щетиной подбородку текла слюна.

— Ладно уж, оставьте его, — сказала, пряча глаза. — Может, и так оклемается, дома…

— К утру проспится, а вечером все снова здорово? — вмешалась Света, почувствовав вдруг какую-то неприязнь к женщине с синяком.

— Да ведь это не всякий день. Когда трезвый — он не шибко куролесит, тихий… — Женщина явно заступалась за мужа. — А теперь, когда буду напоминать, что являлись дружинники, может, и вовсе присмиреет… А от пятнадцати суток, девушка, тоже невелика польза! Могут попереть с работы… как я тогда прокормлю вот этих?

Женщина набросала на пол какой-то худой одежонки, потом, поразмыслив, принесла еще и подушку.

Парни уложили скандалиста на это ложе, и он тотчас захрапел.

Вышли на улицу.

— Верно сказано: муж да жена — одна сатана, — буркнул Ким.

— А вот Раиса твоя так бы не поступила, верно? — продолжал подтрунивать над Алексеем Гена. — Верно? Она бы тебя, такого, просто в дом не впустила — гуляй…

— И правильно бы сделала! — сказала резко Светлана.

— А что тут правильного! — возразил Анатолий. — Есть у меня мужик знакомый — так он всякий раз, как выпьет, ночует в подъезде. Жена не пускает домой. Разве это дело?

— Пусть не пьет, — упорствовала Света.

— А для чего же тогда ее, родимую-то, будь она проклята, выпускают? Может, с нее — доход государству?..

— От этой водки государству убыток больше, чем доход, я уверен! — сказал Ким.

Решили все же поужинать. Зашли попутно в молодежное кафе.

Здесь в уши, привыкшие к уличной тишине, грянул оглушительный грохот — напряглись барабанные перепонки.

В небольшом удлиненном зале тесно, впритирку, толклись, извивались в танце пары — человек двести. Небольшая рок-группа — все молоденькие парни — наяривала бойкий ритм, а вертлявый усач, мечась по сцене с микрофоном на длинном шнуре, орал, повторяя одно и то же, будто шаманское заклинание:

На танец, на танец, на та-анец,

на танец, на танец, на та-анец…

Чтобы не разлучиться, не потерять друг друга в этой вразнобой вихляющейся толпе, Светлана вцепилась в рукав Кима. Они с трудом пробивались к буфету. Но музыка, помимо воли, будоражила и ее: ноги сами собой начали пританцовывать, задвигались плечи, в какой-то миг ей захотелось забыться, поддаться этой всеобщей очумелой тряске…

Потом Ким спросил буфетчицу:

— Мамаша, а вам эта музыка нравится? Вы предпочитаете шейк или рок?

— Ничего, нравится все подряд, я уж привыкла, — ответила та, не задумываясь.

— Не то интервью, Ким, — сказала Света. — Лучше бы расспросить молодежь, вот этих юнцов и девчонок: нравится ли им?

— Но как спросишь? А впрочем, была не была… — Ким зажегся возможностью попробовать вкус журналистской профессии.

Они подошли к светловолосой девушке, обмахивающейся платочком, и он сказал ей первое, что взбрело на ум:

— Какие красивые волосы, чистый шелк… неужели у нас, на Севере, такие растут?

Та оглянулась бесстрашно, ответила дерзко:

— Растут. А больше ничего хорошего ты во мне не заметил?

— Как же, как же… все первый сорт, фирма. А позволь поинтересоваться: откуда ты, прелестное дитя? Работаешь или учишься?

— Учусь в торговом техникуме. А что?

— Здесь бываешь часто? Нравится тебе тут?

— Нравится, конечно. Только парней маловато, большинство девок… Послушай, а что же ты меня не зовешь танцевать? А-а, вижу, ты не один… Тогда и не кадрись — катись отсюда.

Парень в вельветовых джинсах долго не желал говорить, где работает, и даже когда Света назвалась корреспондентом «Юности Севера», ответил хмуро:

— На заводе.

— Нравится здесь? Не скучно?

— А где веселей?..

— Ну, может быть, есть предложения, пожелания? — допытывалась она.

Парень задумался, почесал затылок:

— Есть. Хорошо бы зал расширить, чтобы народу вмещалось побольше…

Девчушка-десятиклассница в растерянности моргала глазами:

— Я думала, что здесь читают стихи… и это самое — викторина… а здесь, оказывается, одни только танцы… Мы с подругой пришли сюда первый раз. Ну, ладно, мы согласны и потанцевать, но почему-то никто не приглашает…

Усатый метался по сцене, каким-то чудом умудряясь не запутываться ногами в петлях микрофонного шнура.

На танец, на танец, на та-анец,

на танец, на танец, на та-анец…

19

Восьмого марта Ким обещал прийти в гости к Эле. Но надо же случиться такому совпадению: именно в этот выходной и праздничный день Светлана предложила ему покататься вместе на лыжах, и Ким поспешил согласиться…

А сейчас он терзался раздумьями: как совместить оба эти обещания? Было шесть часов утра. В этот ранний час явиться к Эле с поздравлениями — не поймет, да еще удивится: почему с лыжами? Куда собрался? С кем?..

Или отказаться от лыжной прогулки? Обойдется ли Светлана без него? Конечно, обойдется. Она говорила, что там будут и ее друзья — Максим, Рудольф… Но до чего же Киму охота нынче в лес, на чистый воздух, на природу!

Он стал звать с собою и проснувшегося Генку, однако тот отказался, уже обещал пойти к знакомому — ладить верши.

Все друг другу надавали обещаний в этот славный день, никак нельзя нарушить — беда, право.

— Тогда знаешь что, по дороге закинь от меня открыточку Эле — прямо в почтовый ящик, — сказал Ким с показной беспечностью. — Поздравительную, с мимозами, по случаю Восьмого марта…

— Это можно, — кратко ответил Гена. Он, по всей видимости, догадывался о том, что творится в душе друга, но с расспросами не лез.

— И было бы лучше, чтоб тебя самого Эля при этом не видела — чтоб подумала, будто я сам…

— Ну, дела… — покачал головой Геннадий. — Ладно, притворюсь невидимкой.

Ким облачился в синий спортивный костюм, натянул лыжную шапочку. Поразмыслив, опоясался ремнем, а к ремню прицепил охотничий нож в кожаных ножнах: сгодится в лесу.

Поглядел на себя в зеркало, что на дверце гардероба: плечист, статен, тугие мышцы заметно выпирают под эластичной вязкой свитера: ничего парень…

Они