Но во всем можно найти и положительные стороны. И радость не заставила себя ждать. В тот же вечер Рамананда представил участникам семинара щуплого индийца в белой «курта-пиджаме»: это был его партнер-музыкант Мукеш Десай. Он сидел на помосте перед клавиатурой. Справа от него расположился юноша-аккомпаниатор на «табла» — парных барабанах. Поздоровавшись, Мукеш Десай сказал, что его музыку нужно слушать так, будто мы пьем из родника. Пить, пока хочется, и прекращать, когда утолишь жажду.

— Я торгую водой на берегу реки, — добавил он с улыбкой, подстраивая инструмент под «табла». Или он уже начал играть? Потому что у этой музыки, непрерывно звучавшей больше двух часов подряд, казалось, не было ни начала, ни конца: она просто струилась, текла, как вода, как жизнь. Слова, которые пел Мукеш Десай, не имели смысла, часто это были просто эквиваленты наших до, ре, ми, фа, соль, но его голос с тысячью модуляций и оттенков наполнял жизнью весь зал и проникал в грудь каждого из нас. Он, Мукеш Десай, был инструментом, а то, что слетало с его губ, и было тем магическим звуком, который мы должны были сочетать с асанами. После концерта все мы расходились в приподнятом настроении.

На протяжении последующих дней Мукеш Десай приходил в спортзал каждый день после обеда, и, когда Рамананда оставался доволен позой каждого из нас, меня избавили от необходимости выполнять все в точности, он начинал напевать свои «раги». И я убеждал себя, что они входят в мое тело, добираются до раковых клеток и заставляют их вибрировать таким образом, чтобы они не воспроизводились больше этим своим безумным способом. Здесь была сила звучания или сила сознания?

Рамананда был на высоте. Он не пытался рационализировать эту связь между асанами и музыкой или объяснять ее мистическими терминами, как в некоторых книгах. Он полагался на интуицию. Рамананда «чувствовал» наши тела и знал, что музыка каким-то образом влияет на нас. Он знал и о давних экспериментах и о тех, которые вошли в моду недавно, но сейчас он проводил собственный эксперимент с полусотней продвинутых учеников.

Со мной это сработало. В один из последних дней, во время сеанса пранаямы, упражнений по контролю над дыханием, когда не надо было пользоваться приспособлениями, а можно было просто расслабиться и лежать неподвижно, я ощутил, как убедительные модуляции голоса Мукеша Десая проникают во все поры и мое тело охватывает радость, которую я никогда раньше не ощущал ни на одном концерте.

Музыка ли пробуждала во мне скрытую силу, которая, казалось, могла стать целительной? Или мое сознание наделяло звуки некоей силой, создавая впечатление, что музыка властна над материей? Какая, в сущности, разница? Это было удивительно само по себе, и никакое объяснение ничего нового не добавило бы.

Другим сюрпризом оказался Свами. Семидесятилетний, высокий и тощий, сутуловатый, закутанный в оранжевую тунику, он приехал в середине недели, но уже первое его выступление придало семинару новый масштаб. Он был умен, образован, необычайно проницателен, но не ощущал ни малейшей необходимости это показывать. Он вообще был далек от суетности.

— Духовный поиск — это поиск познания, а единственное познание, к которому стоит стремиться, — это познание самого себя.

Он хорошо знал, с кем говорит, и вскоре затронул с заметной иронией тему, которая привела нас всех сюда.

— Йога? Действительно, она полезна для тела, — сказал он. — Приятно, когда можешь наклониться за упавшим листом бумаги, никого не прося о помощи. Но цель йоги — не тело. Йога — это контроль над сознанием, это единство тела и сознания. Не для того, чтобы стать атлетом, а для того, чтобы тело оставалось здоровым. Тело — средство передвижения, как например, автомобиль. За ним нужно следить, потому что оно может привести вас к цели. Ошибка в том, когда путают цель со средством.

Было очевидно, что он без особого уважения относится и к модной йоге, и к тем, кто ею занимается. Это стало ясно, когда он заговорил о западной одержимости понятием «собственности», о стремлении определить все при помощи слов «я», «мое». У него была своеобразная, забавная манера объяснять.

— Вот вы говорите: «Моя квартира». Но если присмотреться, ваш пол — это еще и потолок соседа снизу, а стена — стена соседа сбоку. Ничто на самом деле не полностью ваше. Абсолютно ничего… даже ваше тело. Столько людей могут заявить на него права: ваша мать, ваш отец, ваш супруг или супруга на основании таинства брака, государство, по отношению к которому у вашего тела есть гражданские обязанности. Да и земля, по которой вы ходите, огонь, вас согревающий, вода, которую вы пьете, плоды, которыми питаетесь, — все они могут о вас сказать: «Мое». Только вам не принадлежит ничего. Не принадлежат вам Даже ваши знания — или то, что вы считаете таковыми. Вы взяли их из книг или получили от учителя. И все-таки вы упорно твердите: «Мое тело». Тело вам кажется настолько «вашим», что вы себя с ним отождествляете. Вы говорите «я» и думаете о своем теле. Но если «я» — тот, кто видит тело, значит, «я» не может быть этим телом. Субъект, наблюдающий объект-тело, не может одновременно быть этим объектом.

Еще он говорил: «Быть йогом означает осознавать себя ежесекундно, осознавать каждый свой жест, каждую мысль». Тот, кто не уделяет внимание каждому мгновению своей жизни, рискует оказаться в том же положении, что и герой притчи, которую он рассказал нам в сопровождении чарующей музыки.

Один человек прослышал о волшебном камне, прикосновение которого превращает железо в золото. Он опоясывается железной цепью и пускается на поиски. Каждый камень, который попадается ему на дороге, он поднимает, чтобы ударить о свою цепь. Но железо остается железом, и он камень отшвыривает. Потом подбирает новый, снова ударяет о цепь и тоже выбрасывает и так далее. Так проходит неделя за неделей, месяц за месяцем. Человек становится все более отрешенным, и вот он слышит голос какого-то мальчика:

— Эй, старик, откуда у тебя эта прекрасная золотая цепь?

Старик смотрит на цепь. Да, она стала золотой! Но который же из тысяч и тысяч камней, которые он поднял и отбросил, — тот самый?

Свами очень критически относился к западным ценностям, особенно американским. Он говорил, что на Западе все обязано приносить выгоду, а если от чего-то ощутимой выгоды нет — значит, с западной точки зрения, оно лишено ценности.

«Это образ мыслей стервятника, который летает высоко, но не отрывает глаз от земли, чтобы не пропустить то, что можно ухватить когтями». В сущности Свами все время говорил о йоге. Хотел, чтобы мы поняли главное: в этой практике заключено куда больше, чем асаны и пранаяма, что это только два аспекта из восьми, которыми должен овладеть йог. Будто бросая вызов серьезности участников семинара, он заговорил об остальных шести аспектах — это отказ от насилия, лжи, отрешенность от материального, от ощущений и, наконец сосредоточенность и медитация. Только сочетание всех этих аспектов и есть йога.

— Йога — это путь, это средство, при помощи которого человек может соединить свое ограниченное «я» с бесконечным Бытием. И путь этот — внутренний. Цель — достичь совершенства, но совершенства отнюдь не физического. Цель йоги вовсе не лечение той или иной патологии. Это освобождение от всех страданий материального мира, страданий, возникающих всякий раз, когда «я» отделяется от своей сущности, чтобы сосредоточиться на своих ощущениях и на том, что приходит через ощущения. Поэтому йога стремится к слиянию «я» с Абсолютом как к излечению от всего и освобождению от всего.