Выйдя вперед, он отвесил Иньчжэню земной поклон, а когда заметил Чэнхуань, его лицо осталось невозмутимым, однако в уголках глаз уже наметилась улыбка. Чэнхуань мгновенно спрыгнула с коленей Иньчжэня, подбежала к Хунли и схватила его за руку. На лице Иньчжэня появилось столь редкое для него мягкое выражение. Улыбнувшись, он велел Хунли отвести Чэнхуань к императрице Ула Нара, поселить ее там, а затем показать ей дворец.

Когда дети, держась за руки, ушли, Иньчжэнь подошел ко мне и со вздохом сказал:

– Ты выпила немало. А этот запах табака, должно быть, от тринадцатого брата?

– Я тоже покурила немного, – ответила я.

Он только покачал головой:

– Пили, курили… Тебе удалось его убедить?

– Он наверняка откажется от поисков Люйу, – кивнув, сообщила я. – Скоро все наладится.

– Я думал, ты просто вразумишь его, не заходя слишком далеко, – с испугом воскликнул он. – Как тебе это удалось?

– Наговорила ему несусветной чуши, – со вздохом призналась я.

– И что ты ему наплела? – спросил Иньчжэнь.

Я промолчала, с сомнением глядя на него. Он потянул меня к кушетке и усадил со словами:

– Это не так уж важно. Я ни в чем тебя не виню.

– Намекнула ему, что Люйу – потомок одного из тех, кто стал жертвой дела об истории Мин, – сказала я.

Я не знала точно, стоило ли мне это говорить. Все-таки судебные разбирательства над литературными деятелями были табуированной темой во времена династии Цин.

– А как тебе удалось заставить тринадцатого брата поверить в это? – без видимого интереса спросил Иньчжэнь.

Тут же успокоившись, я рассказала:

– Во-первых, я никогда не лгала тринадцатому господину, и он даже не подумал бы, что я солгу ему в таком важном деле. Боясь, что выдам себя выражением лица, я нарочно погасила в комнате все свечи. Во-вторых, еще тогда, прося моей помощи, Люйу написала мне письмо, в котором упомянула, что родилась в уезде Учэн провинции Чжэцзян и, похоже, в довольно богатой семье. Эти подробности давно вылетели у меня из головы, и я несла его тринадцатому господину, желая лишь оставить письмо ему на память. Однако по дороге в резиденцию циньвана И я внимательно перечитала его, за несколько дней до этого также по случайности наткнувшись на судебные записи того периода, и мне в голову пришла мысль сочинить эту историю. «Все равно придется обманывать, – подумала я, – так ложью больше, ложью меньше…»

Резко закрыв рот рукой, я испуганно взглянула на Иньчжэня.

Тот тут же подозвал слугу и долго что-то ему втолковывал, завершив объяснения приказом:

– Нужно непременно докопаться до истины, однако дознание должно проводиться тайно.

– Неужели моя ложь может оказаться правдой? – спросила я, с трудом веря в то, что говорю.

– Думаю, мы быстро узнаем, правда это или нет, – равнодушным тоном отозвался Иньчжэнь.

Подперев ладонью подбородок, я ненадолго задумалась, после чего сказала:

– Я никак не могла понять одну вещь: пусть даже супруга Фука оскорбила Люйу словом, пусть даже строила козни против нее, но разве это могло подтолкнуть Люйу свести счеты с жизнью? Затем, впрочем, я подумала, что как человек не седеет за одну ночь, так чувства становятся сильнее лишь со временем и постепенно можно привыкнуть жить с постоянным страхом потери. Люйу и раньше полагала, что она не пара тринадцатому господину, а сейчас, когда он занял еще более высокое положение, да еще и вынужденная жить бок о бок с другими его женами, родом из благородных семей, лишь укрепилась в этой мысли. Возможно, не лишенная честолюбия Люйу и могла принять решение уйти, не выдержав подобной жизни, однако отличался ли чем-то уход от тринадцатого господина в ее глазах от смерти? Таким образом произошедшее можно как-то объяснить. Однако сейчас кажется, что это может быть… Лишь отправной точкой.

– Едва оказавшись на свободе, тринадцатый брат подал мне прошение о даровании Люйу титула, я еще просто не успел проверить ее биографию, чтобы сделать это. Если твои предположения окажутся верными, то какой там титул – стоит только девятому и остальным узнать об этом, как они тут же поднимут большой шум, а зная характер тринадцатого брата, он точно не даст Люйу в обиду, и тогда воцарится полнейшая неразбериха. Люйу… – Иньчжэнь тихо вздохнул, – поистине удивительная женщина. Тринадцатый брат сделал верный выбор. Единственное – она всегда действовала чересчур радикально и в конце концов не оставила себе ни одного пути для отступления.

Оказывается, не только выдуманный мной дочерний долг висел тяжким грузом на душе Люйу – она была вынуждена думать еще и об этом! И тринадцатый господин наверняка также кое-что понимал! О, Люйу…

Иньчжэнь сел рядом и приобнял меня со словами:

– Не думай об этом, твоему сердцу уже хватит печали. Если все это окажется правдой – чудесно, окажется ложью – тоже замечательно. Нет никакой разницы, раз ты уже заставила тринадцатого брата отказаться от поисков. Пока что лучше побереги себя.

Я только кивнула в ответ.

Длящиеся больше месяца мучения принесли-таки свои плоды. Оглядев лежащую передо мной отчетную таблицу, я сладко потянулась, скатала документ в трубку и радостно побежала в восточные покои. Наткнувшись на любопытный взгляд одного из евнухов, сразу замедлила шаг и, постаравшись сдержать радостное возбуждение, тихонько прошла внутрь.

За занавесью из бус было видно, как Гао Уюн, преклонив колени возле Иньчжэня, почтительно протягивает тому красный поднос резного лака, на котором были выложены таблички с именами царственных супруг и наложниц. Мельком взглянув на таблички, Иньчжэнь перевернул одну из них и сразу отвернулся, возвращаясь к работе с документами.

Все мое тело окатило таким холодом, словно провалилась в лютый мороз в погреб, полный льда. Прижав руку к груди, я спрятала отчетную таблицу за пазуху и быстро покинула покои, а затем и павильон Янсиньдянь. В конечном счете это произошло прямо у меня на глазах… Хотя я и готовила себя к подобному, сердце все же охватила печаль.

Сзади ко мне подбежала Юйтань:

– Сестрица, сегодня так холодно, а ты вышла на улицу, не надев даже накидки?

С этими словами она потянула меня обратно к павильону, но я, попятившись, проговорила:

– Не хочу возвращаться.

– Тогда пойдем ко мне, – предложила Юйтань после короткого раздумья. – Я по-прежнему живу в нашем старом доме.

Я поспешно закивала.

Мы пробыли у Юйтань до самого вечера. Видя, что у меня по-прежнему нет никакого желания возвращаться в павильон Янсиньдянь, она вытащила еще одно одеяло и положила спать рядом с собой. Внезапно раздался стук в дверь. Юйтань открыла, и в комнату вошла улыбающаяся Мэйсян. Поприветствовав меня должным образом, девушка сообщила: