Капитан стоял в дверях и колебался с ответом. Затем сморщил лоб и покачал головой.

— Ничего, дочь. Ничего.

Девушка удивленно сморгнула, когда он развернулся и покинул столовую.

Что бы это могло значить? Войнова проследила взглядом, как отец поднялся на второй этаж и через секунду исчез за поворотом лестницы. Она пожала плечами. Хлопнула входная дверь, впуская новых посетителей, и сырой сквозняк тронул щиколотки девушки.

— …капитан скажет на совете.

— По мне — это несчастный случай, — бас Гора.

— Ага, по-твоему, каторжники нечаянно сами себя спалили? — это Кубач. — А потом решили: давай-ка подшутим над местными. Встали скелетики, надели на себя робу и чиванские халаты и легли под соснами? Балда. О чем ты говоришь?

— Ты забыл про след, — мрачный голос Витера. — Я не знаю ни одного зверя, который оставлял бы такие следы.

— Я не утверждал бы, что это след. За пару дней столько воды вылилось…

— Это след, я в этом уверен, — огрызнулся Крохов. — Но я понимаю — в твои годы зрение уже подводит.

Мужчины осеклись, заметив капитанскую дочь. Поздоровались. Витер, не глядя в ее сторону, отделался кивком. Старшины проследовали к лестнице в молчании. Все, что она только что услышала, казалось таким странным. Одно понятно: Егор не врал тогда, на кухне.

Когда помощница лекаря снова появилась в лечебнице, врачеватель уже оказался дома, как раз только отобедал. На вопрос Тисы, где он был, отмахнулся, пробурчал: «Дела как сажа бела». Видя настроение Агапа, Войнова задала несколько наводящих вопросов: о его здоровье, о здоровье Прохора Фомича, о Ландусе и аптеке. Старик не желал раскрывать причину плохого расположения духа и попросил принести клюкву с чердака. Помощница варила силуч, наставник наблюдал с хмурым видом, кивал, поглаживал бороду. А под конец так растерял свое внимание, что даже не расслышал вопроса.

— Повтори, дочка. Прослушал.

— Я говорю, достаточно столько девясила? Пол-ложки не хватило. А то я еще один сверток распечатаю.

— Хватит, — лекарь взглянул на варево. — Что-то устал маленько, — прокряхтел он. — Закончим с силучем, отдохну.

Когда ночь обняла городок, Тиса впервые пожалела, что из окна ее комнаты невозможно увидеть пограничные сторожи. Перед сном она долго стояла у подоконника, глядя в темноту. Трихон сейчас где-то там, на границе с Чиванью. Дышит сырой степью с площадки вышки или верхом на Буе объезжает границу. На душе было тоскливо. Однако это была сладостная тоска, которая заставляла сердце нежно замирать при мысли о будущей встрече.

* * *

Тиса хотела одного — спрятаться. Но от серой мглы никуда не деться. Туман липнет, словно грязная пена, и не выпускает из своих бесплотных лап. И вот уже глаза застилает пелена. В ноздри ударил запах плавленого металла и хвои. Мир накрыл ее черно-рыжим колпаком и хриплой бранью, разрывающей ее горло. За спиной полыхало пламя, готовое слизнуть с лица земли. Тиса бежала, бежала со всей мочи. Ноги споткнулись о пень, и она мешком полетела через него. Рухнула тяжело на землю, больно вспахав сырую траву подбородком. В полсажени от нее лежал колун. Тиса подползла и схватила топор как последнюю надежду. Только поднялась с колен, как внезапно шею обожгла нестерпимая боль. В глазах помутнело. И лишь на один миг она различила впереди себя смазанную фигуру в свете костра. Это был мужчина. Он протянул длинный предмет, похожий на палку, в ее сторону. На этом мир исчез.

Тиса бродила по комнате туда-сюда, глубоко дыша и успокаиваясь. Ее комната в длину семь шагов, а в ширину пять. Глупые мысли. Но пусть уж лучше они посещают ее голову, чем безумное видение. Но если она видит явь, значит, кому-то сейчас в самом деле грозит опасность. От этой мысли стало совсем тошно, и Тиса взволнованно потерла ладонью шею. Нужно рассказать отцу.

Поддавшись душевному порыву, она быстро подбежала босиком к двери и звякнула засовом, даже не подумав зажечь свечу. Створка скрипнула под толчком руки. Непроглядная темень лестницы и тишина спящего дома остановили девушку. Она представила лицо батюшки, разбуди она его сейчас и расскажи о своем видении. Как помнится, он всегда скептически относился к странностям малолетней дочери, а сейчас даже слушать не станет. Медленно и неуверенно Тиса закрыла дверь. Как жаль, что Трихон в станице и она не может поделиться с ним своими мыслями.

Надо ли говорить, что заснуть снова ей не удалось. Голова разболелась от напряжения и бессонной ночи. Тщетно провалявшись в кровати пару часов, Тиса решила не мучить себя, одеться и выйти на воздух, подышать. Несмотря на рань, двор уже проснулся. Работники и военные пересекали его, ведомые своими обязанностями. Небо, лишенное солнца, расстилалось в вышине, словно слой овчинной шерсти. Непроницаемое и глухое.

Надышавшись свежим воздухом и даже слегка озябнув, капитанская дочь явилась на завтрак раньше отца. Камилла поставила на стол тарелки с горячей перловкой и котлетами. Завтракали в молчании. Не чувствуя вкуса еды, девушка какое-то время боролась с желанием рассказать о своем видении. Но чем дольше она смотрела на отца — на его твердый подбородок, высокий лоб с залысинами, невозмутимое каменное выражение лица — тем бестолковее казалась затея. Он не станет ее слушать. Определенно.

— Ты сегодня собираешься куда-то выезжать из части? — неожиданно спросил родитель.

Девушка удивленно подняла глаза от тарелки.

— Нет, пока никуда.

— Угу, — капитан резко поднялся, отставив от себя посуду.

Надел мундир и шагнул за порог столовой.

— А что? — спросила вдогонку дочь, приподнявшись с лавки, и не получила ответа. Дверь закрылась. Странный он какой-то.

Почти сразу в передней раздался глухой разговор и топот нескольких пар солдатских сапог. И через пару мгновений Тиса услышала приглушенный голос Трихона. Выскочив из-за стола, девушка чуть не отдавила хвост Огурцу.

— Ваше благородие! Станичник пятой сторожи Трихон Якшин прибыл с донесением, — послышалось из-за двери.

— Еще один обгоревший, капитан, — бас Кубача. — Афонасий, отшельник.

— Есть следы, — голос Витера.

— В кабинет, — это уже отец. — Здесь не место для разговоров.

Тиса открыла дверь и увидела поднимающихся по ступеням военных. Она безошибочно выделила среди них стриженую голову шкалуша. Трихон обернулся, и на мгновение их взгляды встретились. Парень виновато поджал губу. Он будто извинялся либо за плохую весть, либо за то, что не имеет возможности поговорить с ней.

Камилла вернулась из погреба с банкой варенья в руках и оглядела столпотворение на лестнице.

— Опять соколики на совет слетелись.

Коридор опустел. Тиса вернулась в столовую, вся обращенная в свои мысли. До нее постепенно доходил смысл услышанного.

— Лесник. Ну конечно! Это был он, — прошептала она.