Топор, тот самый топор, что отшельник так любил с угрозой вгонять лезвием в пень. Единый! Она видела последние секунды жизни Афонасия Шишкаря! Войнову замутило, и она поторопилась пройти на кухню — глотнуть из кружки холодной ключевой воды и хоть немного смочить лоб и шею мокрой ладонью.

В столовой Камилла искала на нижних полках буфета вазочку для варенья. Чтобы не вызвать вопросов, хозяйка поблагодарила за завтрак и быстро прошла в гостиную. Постаралась привести мысли в относительный порядок, но все же не смогла справиться с неясной тревогой, которая уже устроилась в груди, словно гадюка под корягой. Трихон здесь, рядом, поговорить бы с ним. Пусть даже придется сказать ему о своем ненормальном даре. Тиса посмотрела на трактат.

Через минуту она снова была на своем посту в библиотеке, надеясь, что получится перемолвиться с парнем словом.

Дверь кабинета распахнулась.

— Все понял, господин капитан. Никого не выпускать из города без особого на то вашего разрешения.

— Отнеси начальнику таможни, а это Лаврентию.

— Будет сделано.

Тиса прижалась к стене и пропустила посыльного паренька, который выбежал из кабинета, на ходу распихивая депеши по карманам куртки.

— Так вы думаете, это убийства, капитан? — удивленный голос Гора.

— А ты сомневаешься? — едкий вопрос Витера.

— Темное дело, — задумчивый бас Кубача.

— Пятнадцать минут на сборы. Поглядим, что там на самом деле. — Капитан заметил дочь и нахмурился: — Я сейчас занят, Тиса. Что ты хотела?

— Книгу вернуть, — Войнова показала трактат в своих руках и с поднятым подбородком прошествовала к книжным стеллажам.

Военные направились к выходу. Шкалуш держался последним, чтобы оказаться с ней рядом.

— Тиса, что случилось? — встревоженно спросил парень, вглядываясь в ее лицо.

— Со мной ничего, но эти несчастные, — прошептала, взяв парня за руку. — Трихон, кто-то убивает людей! Я должна об этом с тобой поговорить.

— Ты права, сейчас непростое время, — он перехватил узкую ладонь и на миг прижал ее к сердцу. В глазах промелькнуло что-то, чему Войнова не нашла объяснения. — Слушай меня очень внимательно! Не покидай города ни под каким предлогом. Слышишь? Будь в людных местах. Обещай!

— Хорошо, — закивала она. — Трихон, я…

— Якшин, ты где застрял?! — Кубач окликнул подчиненного.

— Мне пора, — с сожалением прошептал шкалуш, отпуская девичью руку.

— Трихон! — Тиса сделала несколько шагов вслед за ним.

— Скоро мы будем вместе, подожди немного, — пообещал напоследок парень, прежде чем развернуться и выбежать из библиотеки, догоняя остальных.

— Будь осторожен, — прошептали губы, но ее слова уже никто не слышал, кроме нее самой.

* * *

Отряд возвратился после полудня. Без Трихона. Было глупо надеяться, что шкалуша не отправят назад в станицу. Смурые лица вернувшихся военных говорили сами за себя.

Отец заперся на час со старшинами и не выходил из своего кабинета. Затем дверь в него захлопала непрестанно. Бегали посыльные. Зачастили посетители. Тиса видела Зарая Климыча с таможенниками, Лавра с Нестором Обло, Кузьму Ильина с сыновьями, земли которого лежали близь опушки. Большого страха на их лицах не было, скорее беспокойство и любопытство — желание узнать о «жуткой новости» из первых рук. Тиса с Камиллой сидели в столовой и поглядывали в коридор. Во двор хоть не выходи — все жужжали лишь об одном. Поддавшись общей тревожной суете, Войнова удалилась в гостиную и написала письма Кошкиным и Лисовым, в которых рассказала что знала и просила быть осторожными, все же случай из ряда вон. Несмотря на скверный характер покойного, Тиса лесника жалела. Зажав в руке письма, она вышла на крыльцо. И снова застала за россказнями Егора, который на сей раз развлекал молодых прачек.

— Слыхал, лесника нашли под стрехой. И только по одеже евоной и признали старикана.

— Единый заступник! — прачки осенили себя святым знамением.

— Да, барышни. А еще, — загадочно произнес новобранец, подняв указательный палец в мелких порезах, темный от чистки картофеля, — там след есть.

— Человеческий? — одновременно спросили прачки.

Заметив капитанскую дочку, паренек вначале вжал голову в плечи. Затем понял, что его не собираются ругать, а ждут ответа, выпрямил спину и заговорил храбро.

— В том-то и дело, что нет, — ухмыльнулся новобранец. — Незнамо чей. Громадный, как энта лохань с бельем в ваших белых ручках, барышня. Говорят, похож на клеверный лист.

Егор пальцами начертил в воздухе фигуру. Видя, как эффектно вытянулись лица девушек, он продолжил шепотом, наводящим ужас:

— Знаете, о чем думаю, барышни? Помяните мое слово. Это чудовище исподне бродит по увежьему лесу! Верно вам говорю! Оно и сожрало тех волков, а потом и четверых каторжан. Затем ему показалось мало, и оно закусило стариканом-отшельником. Вот был у нас случай на деревне…

Ну, снова-здорово.

— Егор! — крик Камиллы подорвал новобранца с места и унес в сторону кухни.

Тиса вдруг ощутила сильное беспокойство. Егор сумел-таки расшатать ее воображение. Ноги сами понесли девушку в лазарет, но, к ее горькому сожалению, лекаря в лечебнице не оказалось. Вероятно, старик, услышав страшную новость, отправился к брату. От Глафиры Тиса с облегчением узнала, что Бореньку еще утром забрала Софья. Слава Единому, хоть мальчик выздоровел.

Войнова отнесла письма Цупу и вернулась в дом удрученная. За ее отсутствие Егор своей болтовней уже до смерти успел напугать Камиллу. Стряпуха, бледная как мышь из муки, охала, то и дело повторяя, что ее сынок на следующей неделе идет в станицу, а там по лесу рыщет кровожадное чудовище! Дом словно сошел с ума. Собирая последние крупицы терпения, Тиса сходила за успокоительной настойкой. Напоив стряпуху и приняв стаканчик сама, почувствовала, как тревога утихает. Чтобы вернуть настойку на место, она поднялась в свою комнату. Но увидев, какой кавардак в тумбочке, наоборот, выгребла из нее все на пол, намереваясь навести порядок. Ее внимание привлек зеленоватый пух древоеда. Девушка подняла его и помяла в руке, чувствуя, как быстро согревается ладонь. Где же этот зеленый бродит сейчас? Она постаралась припомнить, какой у этого древнего след — кажется, тоже похож на трилистник. В задумчивости подошла к сосновому столику и, открыв ящик, положила пух в шкатулку к маминым шпилькам.

За окном поздний вечер постепенно набрасывал на город сеть из сумрака. Девушка поджала губу, глядя через стекло на опустевшую дубовую рощу. С приближением ночи мысли о видении подтачивали ее нутро, и Тиса в который раз пожалела, что ей не удалось рассказать Трихону о том, что ее мучает. Их разговор оказался до ничтожного коротким. Оставалось одно. Отец. Все же родитель должен ее выслушать, пусть она в очередной раз выставит себя полной дурой.