Маша прижала ладонь к окаменевшему лбу.

Опустилась на камень солнцепоклонника Максимилиана Волошина.

Но Маша не видела солнца — у нее потемнело в глазах.

— Так и было, — тихо сказала историк, мысленно надевая лавровый венок на Дашину интуитивную задницу. — Булгаков знал… Или угадал и это… Женщины России получили равные с мужчинами права в 1917 году. В год революции! Для сравнения — француженки получили их только в 1945. В Швейцарии закон о равенстве принят в 1965.

— Что значит равные?

— Женщины не имели права голосовать на выборах, учиться в университетах, заниматься самостоятельной профессиональной деятельностью.

— То есть, — приподнялась Даша Чуб, — мы были как угнетаемые мужчины жен-амазонок?!

— Персефоне не нужна была Октябрьская, нет… Просто именно Октябрьская — стала революцией женской! Большевики окончательно утвердили за нами равенство. И Булгаков знал, почему так ярко горят на небе Марс и Венера — покровители амазонок. Персефона хотела, чтобы слепые вернули утерянное. Свободу ведьм! Она отдала слепым женщинам Лиру. И как только Лира вырвалась на свободу, начался Век Женщины.

«Киев — колыбель Святой веры наших предков, вместе с сим, первый свидетель их гражданской самобытности».

Указ Николая I правительственному Сенату об учреждении в Киеве университета. 8 ноября 1833 г.

— Серебряный век канонизировал десятки великих актрис, — продолжала Маша, — художниц, певиц, балерин, поэтесс! Мата Хари. Айседора Дункан. Анна Павлова. Вера Комиссаржевская. Вера Холодная. Марина Цветаева. Зинаида Гиппиус. Анна Ахматова. Александра Экстер. Зинаида Серебрякова. Забела-Врубель. Надежда Плевицкая… Началась эпоха Модерн! Стиль Модерн виден в самих очертаниях Лиры — мягкие полукружия боков и ровнейшие линии! Модерн — культ женского естества. Культ убийственной женской красоты. Культ Саломеи — роковой женщины, убивающей мужчин! Культ амазонки!

— Круто!!!

— У каждого стиля был бог. У готики — это Иисус. У барокко — король. У Модерна — красота и женщина, как ее проявление. Модерн — это готика, заменившая Бога сексом!

— Сексом? Тогда, — подвела итог Даша Чуб, — прости меня, пожалуйста, Маша, но отменять революцию я точно не буду. И не надо мне про пятьдесят миллионов. Это не аргумент. У нас на носу Новый Матриархат и мировая гармония!

— На носу?

«То, что лежит прямо под носом», — пронеслось отзвуком.

«Неужто Демон имел в виду Новый Матриархат? Возможно. Ведь женщины… Нынешние женщины…»

— Мы уже и сейчас не хуже мужчин! — сама не зная того, озвучила Чуб Машины мысли. — Мама моя верно подметила, и женщин писателей уже стало больше. Про эстраду во-още молчу — одни телки! В киосках — одни женские журналы. По телику — одни сериалы! Весь шоу-бизнес работает на нас. Искусство мы взяли. Бизнес постепенно берем. Возьми хоть нашу Катю! В науке и политике пока отстаем, но это пока. Возьми хоть нашу Юлю! И все за каких-то сто лет!!!

— Меньше, — сказала Маша, — за девяносто.

— Видишь! Мы премся вперед семимильными шагами! Еще лет через сто пятьдесят мужчины полностью превратятся в законченных педиков, мы будем всем заправлять и использовать их лишь для продолжения рода! Как амазонки! И знаешь, че я хочу сказать? Булгаков со мной абсолютно согласен. Разве его Маргарита — не идеальная женщина?

— Идеальная, — подтвердила Маша, плохо понимая, при чем тут Булгаков.

— А что в его романе делает Мастер? Плачется, ноет и сидит дома, как муж амазонки!

— Он в сумасшедшем доме сидит, — нахмурилась студентка.

— Он все время сидит. Палец о палец не ударит! Все делает она! Разве я неправа? Она знакомится с ним на улице. Она бьет окна критику, который его обидел. Она спасает его, решает его проблемы. Только для этого ей приходится стать ведьмой — то бишь амазонкой, то бишь главной. То бишь полный матриархат.

Маша не нашла, что сказать — Даша изложила содержание романа некрасиво, но верно.

Мастер был пассивен. Роль спасителя и освободителя «прекрасной принцессы» исполняла Маргарита.

— Женщине Лира дает силу, а мужчине — способность увидеть женщину. Так Демон сказал, — произнесла Ковалева.

— А я тебе че говорю! Лира у Булгакова! Он ВИДЕЛ женщину! Он увидел: в каждой слепой сидит амазонка. Достаточно только…

— Провести анти-обряд раскрещивания, отказаться от патриархата и Патриарха[24].

— А я тебе что? Он был сатанист!

Бесцеремонной логике Чуб нельзя было отказать в убийственной точности.

Маргарита стала ведьмой. («Она б не смогла войти в церковь!»)

И булгаковский Сатана действительно не был плохим. Он был почти что хорошим…

«Не верю!»

— Он — не сатанист! И не слепой! И не русофил!

— Bay! — изменилась Даша в лице. — Город показал нам повесившуюся дуру, чтобы мы загрузились: «Где во-още наша Лира?» Она принадлежит Киевицам. Она и даст нам офигенную силу, чтоб выиграть бой. Жаль, на вторую ночь Киев не маякнул нам… Ой! Он маякнул… Акнир!!! Эта соска!

— Акнир?

— Она сперла старые деньги! Она получила силу! Теперь у нее хватит сил пойти в Прошлое! Она найдет Лиру раньше нас. Она уже сейчас ее ищет. — Чуб нервозно огляделась по сторонам, точно Лира пряталась под соседним камнем и Акнир как раз подползала к ней по-пластунски. — Мать моя женщина, если она найдет Лиру до нас, она напишет ТАКОЕ!

— Что напишет? Стихи? — заморгала Маша.

— Это Ахматова писала стихи! А Акнир пишет заклятья! Она — чароплетка! А литература и магия мазаны одним миром. И мы, и они пытаемся сложить слова в абсолютной гармонии — божественной гармонии, ведь Бог тоже сотворил мир с помощью слова. Ты представляешь, что будет, если Акнир достанется Лира? Ее заклятия и сейчас не можешь снять даже ты. Где ж эта брошка? — Взгляд Чуб заскакал по вершинам окрестных гор и холмов.

— Даша, — воззвала студентка, — ее нет в Коктебеле! Здесь не было амазонок!

— Не мели ерунды! В Коктебеле, как и в Киеве, всегда летали! Да он и не Коктебель сейчас. Он — поселок Планерский. Здесь уникальные аэродинамические условия, воздушные коридоры… Здесь летать — вообще не фиг делать! Летай не хочу!

Чуб тыкнула пальцем вниз.

Над морем, как стая чаек, кружилась стайка белых парапланов.

— Где ж Булгаков мог ее спрятать? — озадачилась Даша. — Точно не в доме Волошина. Скорей в какой-то пещере. В Карадаге их куча. Один парень, ну тот, что все время трындел, говорил мне, под носом у Пушкина есть длинный лаз.