Но следующее предложенье все разъяснило:

— Он никого не приносил в жертву! Он никого не убивал! Вокруг него никто не умирал, кроме родителей. У него было шесть братьев и сестер, и все они пережили его!

— Да не злись ты, я ж не наезжаю, — миролюбиво объяснила ей Чуб. — Я помочь хочу. Мне надоело, что я все время в остатке. С Богровым у тебя все равно не склеилось. Так давай Лиру копать! В конце концов, с нее все началось. Ты во-още говоришь, из-за нее произошла революция. Еще ты говоришь, Булгаков знал про революцию и описал ее в виде трамвая. Еще говоришь: Лира искала его. Еще говоришь: Ахматова и Булгаков в Москве сильно дружили. А Ян говорил, Ахматова сама отказалась от Лиры. Так не логично ли…

— Логично, — вынужденно согласилась историчка, не выстраивавшая этот логический ряд, потому что: — Он все равно никого не убивал!

— Тогда давай допустим теоретически: что бы он сделал, если бы ее получил? — пошла в обход Даша.

— Он бы выбросил ее!

— Куда? — не сдалась Чуб.

— Туда, откуда взялась.

— А откуда она взялась?

— Это Лира амазонок. Есть версия, что в первых веках нашей эры племена амазонок поселились на территории нашего Крыма.

— Крыма? — восторгнулась Землепотрясная. — Так давай смотаемся туда! Я этим летом у моря еще не была… То есть мы не поэтому будем мотаться. Мы будем Лиру искать!

— Еде? — уныло спросила Маша. — Если амазонки существовали, что еще не доказано, они кочевали по всему побережью.

— А Булгаков с ними кочевал за компанию? — победоносно съехидничала Чуб.

— Нет, за компанию с театром ТРАМ! Он был в Симферополе, Мисхоре, Ялте…

— Да, круг поисков не сильно сужается, — признала певица.

— В Судаке, Коктебеле…

— В Коктебеле?!!! Землепотрясно! — Даша вскочила на ноги. — Я задницей чувствую, Лира там! Я Коктебель обожаю. Эй, Катя, дай денег. Я знаю, у тебя есть. Пока ты тут слегка расслабляешься, мы с Машей пойдем спасать мир!

* * *

— Когда я первый раз перлась на эту гору, со мной был один парень.

Обливаясь потом, Даша и Маша лезли на гору Кучук-Енишар, где был похоронен поэт Максимилиан Волошин, сделавший деревню Коктебель достопримечательностью и оставшийся ее главной достопримечательностью и после смерти.

— Так вот, он непрерывно трындел! — Даша делала то же самое. — Говорит: Волошин завещал похоронить себя на вершине горы. А ты думала, как его туда затащили? Как на такую верхотуру гроб запереть? А Волошин же был огромный, толстый, килограммов сто, сто двадцать весил. А я, говорит, знаю. Труп Волошина распилили на части и похоронили ночью. Ахматова несла отрезанную голову, Мандельштам ноги… И я, как дура, поверила! Потом у мамы спросила, а она мне: развели тебя, доця! Ахматова и в Коктебеле никогда не была. Зато здесь куча людей была: и Булгаков твой, и Гумилев, и Грин, и Горький, и Толстой, и Мандельштам, и Цветаева… Все в гости к Волошину приезжали. Так Коктебель стал литературной Меккой. Даже если мы тут ничего не найдем, все равно тебе должно быть интересно!

— Да, вряд ли мы здесь что-то найдем… — Маша, полумертвая, вытерла пот — с детства она, как Снегурочка, не выносила яркости солнца.

Извилистая тропинка убегала на самую верхушку горы и казалась отсюда тонкой веревочкой, — до вершины было еще ползти и ползти.

«Зачем?»

С самого начала путешествие в Крым не вызывало у разведчицы Прошлого особых надежд.

Зато с ходу вызвало кучу проблем и препираний.

Сначала Катя не хотела давать Даше деньги. Затем Чуб не захотела оставлять дома метлу. Потом не захотела ехать в Коктебель времен Михаила Булгакова.

«Ты че? Я чего предложила с Коктебеля начать? Потому что знаю его, как свои пять! И про Волошина — все! Он хоть и не покончил с собой, зато мы с мамой каждый год отдыхали в коктебельском доме писателей. И я тебе говорю, в то время, когда тут был Булгаков, Коктебель был селом! Там стоял один дом Волошина. Ну, еще пару домов. И кафе „Бубны“, где Волошин с Толстым напивались… И все!!! Куда мы приткнемся? На нас все село сразу вытаращится, как на двух марсиан. А сейчас это курортный город. И не просто курортный — богемный! Там можно делать все, что угодно! Хоть нагишом ходи. Там и ходят нагишом — там классный нудистский пляж…»

В этом Маша убедилась сама — пока тропинка к могиле петляла над берегом, внизу, по кромке моря бегали наперегонки совершенно голые люди. Стоял палаточный городок хиппи, кто-то играл на гитаре. Богемность была налицо — и все прочие обнаженные перед солнцем места.

«Даш, мы все равно не можем туда ехать сейчас — мы держим время! Нам нужно, чтоб в настоящем оно стояло. Мы можем перемещаться только по Прошлому. А в Прошлое можно ходить не ближе, чем на тринадцать лет назад».

«Это же землепотрясно! — и не подумала расстраиваться Чуб. — Как раз тринадцать лет назад я и была там первый раз! Еще совсем малая…»

Но как только они вышли на улицу, выяснилось: тринадцать лет назад, когда Даша была «совсем малая», мир был совершенно иным!

Фундуклеевская была улицей Ленина. На какой-то доске доживал век плакат «Россия и Украина — сестры навек» с двумя красавицами в русском и украинском национальных костюмах. В гастрономах продавалась косметика и обувь, в обувных магазинах — шоколад и копченая рыба (и эта торговая лихорадка, заразившая даже совсем не предназначенные для торговли госздания, мигом напомнила Маше 1894).

Согласно моде 199? года, женщины были накрашены и разодеты, как проститутки. «Макдональдсы» пока не построили. По улицам ездили желтые троллейбусы, и проезд в них был совершенно бесплатным. А гроши исчислялись на миллионы.

Однако вид обменянных на Катины доллары маленьких фантиков-купонов привел Дашу лишь в еще больший восторг.

«500 тысяч! — засияла Чуб, разглядывая узкую бумажку с голубым Владимиром Крестителем. — Я сто лет такой херни не видала! — привела она в изумленье обменщика, а Машу в смущение, близкое к обмороку. — А что можно купить на ваш миллион? Десять купонов это все равно, что наши десять копеек или еще меньше?»

«Странные у вас какие-то доллары, — засомневался меняла. — А зачем вам метла?»

«Бежим! Бежим! — увлекая подругу с собой, Чуб пронеслась метров сто и только там разъяснила. — Доллары ж новые! Здесь они все равно что фальшивые…»

«Выходит, мы его обманули?» — запечалилась Маша.

Но остановить Дашин сумасшедший восторг не представлялось возможным:

«Проблем-то! Подождет тринадцать лет, и они опять будут нормальными. Гляди, гляди, как все на мой мобильник таращатся! Тринадцать лет назад мобильник, как сейчас „мерседес“, — цаца президентского уровня. Я здесь самая крутая! Их ни у кого еще нет. Боже, такси-„волги“ с шашечками! А давай поймаем таксо и быстро мотнемся на майдан Незалежности, может, там памятник Ленину еще не снесли? Я его в детстве не разглядела… Девушка, девушка, а разве уже была кока-кола? Девушка, я ж просто спросила… Че, трудно ответить? Блядь! — углядела певица киоск. — Кока-кола по цене кокаина! 60 тысяч. И как мы тут жили?»