— Чем грустить, давай возьмем пример с нашего летчика Погудина, — шутя предложил Рябов.

Летчик младший лейтенант Погудин во второй эскадрилье был старожилом. Он прилетел на фронт с полком еще в 1941 году. Под Ельней в том же году был сбит, считался погибшим, но перешел линию фронта, прошел проверку, весной 1942 года возвратился в полк и продолжал с ожесточением воевать. Отличался он не только боевым опытом, но и систематической тренировкой действий в критических ситуациях боевой обстановки.

Погудин систематически тренировал свой экипаж действиям в бою. Он выдумывал обстановку и вводные или брал их из прошлого опыта и требовал от штурмана и стрелков действий на эти вводные в воздухе и на земле. Так он отработал действия экипажа в бою с истребителем, порядок поведения в случае ранения одного стрелка, штурмана и даже летчика. Отрабатывал он и тушение пожара на самолете в воздухе, покидание самолета с парашютами, действия членов экипажа после приземления на вражеской территории и порядок спасения одного члена экипажа другим из горящего бомбардировщика после аварийного приземления на фюзеляж. Некоторые летчики посмеивались над ним, а другие перенимали его опыт и тоже точили кинжалы, создавали и берегли неприкосновенный запас продуктов, спичек, патронов, а некоторые стрелки-радисты раздобывали автоматы и гранаты, которые брали с собой в полет.

16 июля войска противника яростно сопротивлялись и местами переходили в контратаки[166].

В этот день нам поставили задачу для срыва контратаки немцев всем составом нанести удар по резервам противника в районе Очки. Инженер полка Галома сообщил, что исправных самолетов во всех трех эскадрильях только десять, а остальные будут отремонтированы к вечеру или на следующий день.

— Если Осипов, как вчера, опять приведет на аэродром восемь подбитых самолетов, то на следующий день летать совсем не на чем будет, — сказал Галома.

— Технический состав медленно восстанавливал поврежденные в бою самолеты. Я прошел утром по стоянкам. Под каждым самолетом люди работают, но слышен мат, — сказал командир полка Бебчик.

— Технари у нас работяги безответные. А то, что матерятся между собой, это ничего. Надо же чем-то душу отвести, — оправдывался инженер.

Ведем боевые действия одиннадцать дней, а в полку осталось только десять исправных самолетов. В связи с небольшим количеством самолетов я решил боевой порядок полка построить в колонну из двух сборных пятерок бомбардировщиков. Поручил замыкающую пятерку возглавить Никонову и поставил боевую задачу летному составу.

— А где находится цель? — спросил штурман Аверин.

Ответил, что сам не знаю и при подходе к Очки будем ее искать. Как мы ни просили точных данных об объектах действий, часто мы их не получали. Каждый объект, по которому предстояло наносить удар, окружала тайна неизвестности. Какой он? Виден или плохо просматривается? Как прикрывается зенитными средствами и истребителями? При постановке боевой задачи об объекте действий сведений сообщалось очень мало. Обычно называли его и ориентировочно указывали место, например, мотопехота на дороге от такого-то пункта до такого или артиллерия западнее деревни Н.

— Товарищ майор, разрешите обратиться! — выпалил подбежавший летчик Муратов.

— Слушаю.

— Меня врач Левертов отстранил от боевого вылета из-за горла.

— У Муратова ангина с температурой. Он уже вчера три вылета выполнил в таком состоянии, — поясняет подошедший Левертов.

— Тоже мне температура — тридцать семь и пять! — возмущается Муратов.

— Поправляйся, потом полетишь, — отвечаю Муратову.

— Надо бы дать передышку летчикам Воеводину, Афонину и штурману Тимонину после потрясений и ушибов, а то командиры эскадрилий планируют их на боевой вылет, — сетует Левертов.

— Пусть планируют, — отвечаю Левертову и иду к самолету готовиться к вылету.

В этих ожесточенных боях летный состав проявлял высокий боевой дух, ненависть к врагу, мужество, стойкость и выносливость. Экипажи выполняли в день по три боевых вылета. Ночью им приходилось отдыхать не более четырех-пяти часов, так как с рассвета до темноты все должны были находиться на аэродроме у самолетов в готовности к немедленному вылету по вызову. При ударах по объектам противника бои были ожесточенными и изнуряющими, и, несмотря на все это, летчики рвались в бой, чтобы разгромить врага.

После взлета берем курс на запад. К пролету Задонска полк был в сборе. Перед подходом к аэродрому Кузьминки к нам пристроились три пары истребителей Як-1. От Фатежа разворачиваемся на север и летим на цель. Шелковистое небо отливает розовато-белым. Вся местность вдоль железной дороги на Орел изрыта траншеями и окопами, опорными пунктами и воронками от бомб и снарядов. Еще издали над нашими передовыми частями видна четверка наших барражирующих истребителей.

Над линией фронта нас обстрелял дивизион зенитной артиллерии, но противозенитным маневром со снижением мы легко вышли из-под огня.

— Цель видишь? — спрашивает штурман.

— Пока не вижу.

— Надо искать.

— Командир, взгляни влево севернее Очки.

В указанном Желонкиным месте просматриваются до пятидесяти автомашин. Очевидно, резерв противника.

— Бей! — передаю штурману.

— Влево десять. Боевой!

Впереди снова возникают черные клубы разрывов зениток. По возбужденному радиообмену наших истребителей слышу, что появились истребители противника.

— Бомбы сброшены, горят четыре автомашины, курс сто восемьдесят, — сообщает штурман.

— Два «фоккера» атакуют замыкающую группу, — докладывает Черкасов.

Оглянувшись, вижу, что эскадрилья Никонова отстала на развороте.

— Никонов, подтянись! — приказываю по радио.

— Понял, сокращаю дистанцию, — отвечает Никонов.

Наши истребители отбили атаку истребителей противника, не допустив их к бомбардировщикам, и мы возвращаемся без потерь.

17 июля противник продолжал контратаковать наши наступающие войска. Линия фронта почти не изменилась. В этот день наши бомбардировщики, возглавляемые Бебчиком и Помазовским, нанесли три сосредоточенных удара по скоплениям войск и оборонительным сооружениям противника севернее Кромы, разрушив опорный пункт и уничтожив много живой силы. Каждый бомбардировочный удар наносился с двух-трех заходов и приурочивался к переходу в атаку наших танковых частей.

На другой день мы получили из штаба дивизии копию отзыва 3-го танкового корпуса о действиях авиации. В отзыве говорилось: