сил, все более полагаясь только на себя. Сначала это наполняло его гордостью и восторгом созидания. Он переживал «героическую эпоху революции», стадию ренессанса прометеевской культуры. Но скоро она, как и на Западе, скатилась к мещанству. Начинается «черновая строительная работа», за которой, опять же в согласии с западным развитием, последует растущая неуверенность и наконец – полный распад прометеевского человека. На русского большевика ложится все более мрачная тень изначального страха. Число самоубийств угрожающе растет, и не только среди жертв режима, но также среди его носителей и самых блестящих представителей. Вот и прославленные поэты Маяковский и Есенин покончили с собой. Судьба Есенина особенно символична для русского страдальческого пути: крестьянин покидает родную деревню и гибнет в большом городе от западной цивилизации[468].

Так как большевизм пытается пересадить в Россию прометеевскую культуру, мы находим там с 1917 года не только отдельные созвучия с Западом, но и все его существенные элементы, хотя и в разной степени выраженные. Архетип эона подобен человеческой личности: он может быть перенесен только как целое – иначе это вообще невозможно, как нельзя отделить друг от друга тень и свет. Любой отдельно взятый продукт культуры пропитан духом общего. По каждому отдельному плоду узнают древо, на котором он созрел.

Сегодня большевизм находится уже на второй стадии своего развития. Западный мир понятий преобразуется почвенными силами. Для хода событий характерны три момента: пробуждение национализма, мысли о братстве и религиозности.

Поначалу русский коммунист хочет лишь превзойти Запад, стремясь отличаться от европейца только по степени. Он хочет быть больше, но не иначе, чем Европа. Он убежден, что Россия и Запад идут по одному и тому же пути развития, только он верит, что Россия вышла далеко вперед в этом общем развитии. Уже в этой вере заложены ростки нового народного самоощущения. То, что проводится в жизнь, – это западные принципы; но проводятся они на русский манер; и гордость за то, что они проводятся именно так и впервые, есть национальная гордость. Все заметнее потребность отмежеваться от Запада, и одновременно все явственнее ощущение превосходства над ним. Только бы не сочли за буржуя; причем понятия буржуй и европеец означают одно и то же. Гордая за свое социалистическое превосходство, Россия преодолевает ощущение своей национальной неполноценности, которую более всего питали как раз русские западники. Странная ирония истории: интернациональный марксизм, не признающий никаких национальных барьеров, самым бесцеремонным образом отграничивает Россию от остальных народов. Вопреки своим сознательным намереньям он обновляет национальное чувство и распространяет его в слоях, ранее его не знавших. Китайской стеной отделяет он Россию от заграницы. Никогда она не была так предоставлена самой себе, как теперь. Глубокий смысл такого развития может быть только один: Россия должна найти себя. Прежде чем стать насквозь русской, ей надо было пройти через попытку стать насквозь западной. Бухарин требовал от нового коммунистического человека, чтобы тот отрекся от любви к отечеству («Азбука коммунизма», с. 105). Но уже челюскинская эпопея (1934) вызвала бурю национального воодушевления. Сталин сумел его ловко узаконить: в своей телеграмме руководителю экспедиции проф. Шмидту он впервые использовал слово «родина»[469]. С тех пор понятие Советская Родина уже не исчезает из большевицкой общественной жизни. Пушкинские торжества в марте 1937 года имели сильную национальную ноту. То, что противник Пушкина на дуэли, Дантес, был нерусским, подчеркивалось особо и не без ненависти. Во время первых выборов в Верховный Совет осенью 1937 года в рядах манифестантов красовались изображения Карла XII и Наполеона I, «побежденных великим русским народом». В сентябре того же года в национальном духе была отпразднована 125-я годовщина Бородинского сражения. Поле битвы, особенно деревня Фили, на несколько дней стали местом паломничества для многих тысяч. «Вечерняя Москва» с воодушевлением писала: «В 1812 году солдаты русской армии, хотя они и были крепостные, продемонстрировали всему миру мощь великого русского народа, восставшего как один против чужеземных завоевателей… С необычайным волнением обозреваешь сейчас поле этого великого боя, где 50 тысяч русских людей геройски отдали свою жизнь за родную землю. Народ веками будет чтить этот величайший памятник патриотизма»[470]. – Кутузов, тогдашний русский главнокомандующий, умер в конце апреля 1813 года. 125-летие со дня его смерти тоже послужило большевицкой общественности поводом для патриотических излияний. «Правда» от 28 апреля 1938 года писала в связи с этим[471]: «В сердце русского народа всегда будет жить память об этом замечательном полководце, вожде победоносной армии, отстоявшей родную землю от иноземных завоевателей». Впервые коммунистическая пресса поместила в своих колонках портрет царского генерала, украшенного орденами. Мог ли кто предположить подобное в октябре 1917!

Помимо национализма, на восточно-русский курс развития указывает также и пробуждение мысли о братстве. С 1934 года сформировался настоящий советский гуманизм[472], вобравший в себя мессианские силы русской почвы и с лозунгом человеколюбия (!) устремившийся за пределы своей страны. Первым доктрину этого гуманизма развил Горький в статье в «Правде» от 24 мая 1934[473]: «В наши дни перед властью грозно встал… пролетарский гуманизм Маркса-Ленина-Сталина, – гуманизм, цель которого – полное освобождение трудового народа всех рас и наций… Это подлинно человеколюбивое учение… Революционный гуманизм дает пролетариату исторически обоснованное право на беспощадную борьбу против капитализма, право на разрушение и уничтожение всех гнуснейших основ буржуазного мира. Впервые за всю историю человечества организуется, как творческая сила, подлинное человеколюбие». – Странным образом переплетаются тут силы любви и ненависти. Здесь провозглашается человечество, включающее в себя только трудящихся и безжалостно преследующее своих противников. Крайне типичный пример того серьезного душевного заболевания, которое омрачает все существенные стороны жизни последних русских поколений. – По примеру Горького, поэт Сурков причисляет ненависть, наряду с любовью, радостью и гордостью, к основным силам нового гуманизма. Горький сравнивает его с Библией, мол, и христианское учение имело гуманистическую природу. Многозначительное признание, свидетельствующее о глубокой трещине, которая проходит сегодня через диалектический материализм большевиков и вызвана христианской энергией, вытесненной из своего естественного русла. Это новое течение имело быстрый и большой успех, поскольку оно втайне ожидалось всеми. Советский человек снова затосковал по благородной тональности жизни. Съезд советских писателей (сентябрь 1934) проходил уже под знаком явного пробуждения человечности. Классовая ненависть, вечное подчеркивание борьбы и противоречий начинают в России терять свою силу. И эти настроения Сталин использовал в своих целях. В январе 1935 свою речь к учащимся Военной Академии он закончил тостом за коммунистов и беспартийных, поскольку и среди беспартийных есть немало преданных людей. – Преимущества пролетарского происхождения отпадают. Образовательные учреждения открываются для всех; система обучения стремится к подготовке