Вопрос естественно был задан по латыни, но для Эли выросшей в Испании перевод не требовался. Она лишь спросила,

– Где гегемон посольства114?

– Сюда сударыня, – ответил человек в черном, и так же, не поднимая головы, повел её наверх, освещая путь свечой в медном подсвечнике, что соответствовало её сану. Ранее Эля бы отметила с удовлетворением, что её принимают в соответствии с её правами и привилегиями, данными ей при рождении. Самой важной из привилегий и добавим одной из самой трудновыполнимой, было освещение пути в опочивальню, восковой свечёй в медном, витом подсвечнике. Не всегда и не везде, сразу, можно было найти восковую свечу и медный витой подсвечник. Как правило, подсвечники были; деревянными или глиняными. Довольно часто хозяева замков, где ей приходилось останавливаться с королевским двором, заменяли медные подсвечники глиняными, но выкрашенными под цвет меди, что бы хоть как-то соответствовать благородному назначению места, где король и двор имели право останавливаться, не теряя своего престижа, выражаемого в частности, и в привилегии освещения пути, лицам королевской крови, в королевскую опочивальню, витым медным подсвечником с восковой свечой. Пока они шли по лестнице, Эля думала лишь об одном, как бы ей не упасть в обморок при виде своего возлюбленного. Что она ему скажет? И на каком языке? Она даже и не думала, вернее не успела подумать об этом. Пройдя несколько шагов по галереи второго этажа, она как-то вдруг очутилась пред открытой дверью, ведущей в малую залу. Она заглянула, а потом, вдохнув воздуха для храбрости, и не помня себя, сделала сразу несколько шагов, и вдруг очутилась, словно в другом мире. Зал наполненной ароматами благовоний и освещенной десятком свечей поразил её. Немного далее, в полусажени от неё, стояла большая бочка в пол роста человека, наполненная чем-то горячим, так как от неё поднимался пар. Её предмет страсти и вожделения стоял в двух саженях от неё, в одной льняной рубахе, льняных штанах, на ногах надеты сафьяновые полтуфли с загнутыми носками и расшитые шелком. Он читал свиток, а несколько человек, по-видимому, писцов или стряпчих, внимательно его слушали и изредка делали записи в каких-то листах. Её сопровождающий, возникший, как-то вдруг, из-под её руки, несколько раз негромко кашлянул, посол обернулся. И тут Эля сделала то что, потом никогда не могла вспомнить. Ей потом об этом рассказал её муж, она вытащила, из рукава своего роскошного платья нож дамской стали, и протянула его послу. Сама же, после чего, осталась стоять, превратившись в живую статую. Посол взял нож, и чуть шевеля губами, прочел арабскую вязь на лезвии ножа,

– Во имя Всемилостивого и Милосердного, яви милость.

Потом, подойдя к свече, он прочел надпись на латыни, вырезанную на костяной рукояти ножа.

– Помилуй меня.

Посол, прочитав надписи, повернулся к пришедшей в его покои незнакомой даме и с поклоном взял её за руку. Вот только это и помнила Эля,– несколько шагов в новый мир и прикосновение к её руке руки любимого. Как её нож, подаренный ей её отцом, оказался в руках посла, она не помнила.

Может, кто другой и удивился бы появлению молодой и красивой женщины среди незнакомых воинов, но только не Илия – глава трехбунчужного посольства, и не его люди. Все они с детства знали историю, как одиннадцатилетняя Бортэ сама нашла и выбрала свою Любовь – мальчика Темуджина из рода Борджигинов. И соотвественно никто из них не стал мешать женщине в поиске хорошего мужа. Нож они восприняли как знак мирных намерений и не более.

Он усадил Элю на средних размеров сундук, часто исполнявший обязанности стула или табурета. Эля же, как только осознала, что с ней ничего не случилась, и она находится всё же на грешной земле, а не в раю. Более того, рядом со своим возлюбленным. Она, несколько раз перекрестившись, что бы отогнать злые мысли от себя, сняла своё фамильное кольцо, выполненное в технике перегородчатой эмали, на котором была изображена золотая башня на алом фоне, и, зажмурив глаза от страха, протянула его своему избраннику. Она только почувствовала, как кольцо было взято, потом наступила тишина. Эля, довольно долго, треть длины средней свечи, просидела с закрытыми глазами, но вскоре любопытство взяло вверх, и она осторожно открыла сначала один глаз потом другой. Увиденное она потом долго вспоминала как самый счастливый миг её жизни. На неё смотрели добрые глаза, источавшие любовь и нежность, и еще её целомудренно, только за талию, как и было приличествующим её рангу, держали крепкие руки. Она в ответ лишь смогла скрестить свои руки на шее любимого, прежде чем впасть в сладостное забытьё, вызванное их первым поцелуем.

Прекрасное мгновенье не длится вечно, и как оно не сладостно его пришлось прервать. Эля осторожно, что бы не обидеть его, немного отстранилась, он тоже расслабил объятия. Их глаза встретились, Эля виновато улыбнулась. Он смог лишь вопросительно поднять брови. Эля встала, кашлянула, для приличия, а потом ударил ногой по сундуку. Люди, находившееся там, разом вскочили и с поклоном стали ждать распоряжения новой владычицы. Она царственным мовением руки призвала слугу в итальянском колпаке и достаточного громко, так, чтобы все слуги её слышали, приказала,

– В среднем членении замка, там, где остановился легат папы, возле третьей двери на соломе лежит монах, разбуди его и приведи сюда. Сказав это, Эля поклонилась своему возлюбленному и улыбнулась, тот не совсем поняв, о чем идет речь, все же кивнул головой в знак согласия. Слуга исчез с поклоном.

Пока его не было, Эля взяла за руку своего рыцаря, и куртуазно поклонившись, как тогда было принято при дворе французского короля, представилась,

–Я есть Элеонора Кристина Констанца Екатерина де Трасьерра-Тьеррас-де-Гранадилья, синьора Ордино (виконтесса Андорры), дама д. Альбре, маркиза Монт де Морсан, виконтесса де Фезенсак. хранительница Камино, Устроительница замка Брей.

Он, улыбнулся и с поклоном ей ответил,

–Абу Симон Илая ибн Ефрат, младший хранитель ясы, имеющий право на трёх бунчужное знамя, темник Трёхстрельных тюрок, анда Сартака сына Бату хана, Младший советник всеобщего курултая, помощник Субегей Боготура. Эля не поняла ни единого титула и вопросительно смотрела в сторону писцов, один наиболее догадливый встал и разъяснил Эли перед кем она стоит, и кого держит за руку.

– Гегемон, – господин сказал, вернее, назвал себя, – Абу Симоном – это просто сын Симеона, Илая собственно его имя, – Илья, по-вашему, по-нашему Ильяс. Ибн Евфрат,– из Евфрата, то есть господин назвал вам сударыня место, где получил назначение послом, а не