Чем ближе миссис Бейкер подъезжала к участку, тем решительнее становилась, тем сильнее хотелось обо всем сознаться, скинув с плеч этот тяжкий груз. Когда женщина шла к кабинету мистера Пакенсона, стуча высокими каблуками по полу, выложенному белой плиткой, волнение возобновилась, но с виду нельзя было сказать, что Стефф вообще в эту минуту что-то чувствовала, лишь холодное равнодушие читалось в ее глазах.

– Коннор! – миссис Бейкер заглянула в кабинет к полицейскому, без излишеств, как к старому другу.

– Стефания? Здравствуй, проходи, – отозвался Коннор.

– Мне нужно тебе рассказать кое-что. Только обещай держать это в тайне столько, сколько будет возможно?

– Но…собственно, в чем дело? Если это касается какого-то следствия, я не смогу держать информацию в тайне оттого, кого это касается, ты же понимаешь? – ответил Пакенсон, немного удивленный заявлению Стефф.

– Да, я понимаю. Это связанно с сумасшедшим, дело в том…

В это время Анабель, забрав машину из автосервиса, ехала домой. Проезжая мимо полицейского участка, девушка заметила припаркованный «Porsche cayenne» мама. Любопытство заставило ее остановиться, чтобы узнать каким ветром занесло сюда мать, ничего ли не случилось. На смену любопытству пришло волнение. Ана поставила авто на ручник и, недолго думая, поспешила в участок, разумеется, в кабинет Коннора. Куда же еще? Анабель остановилась возле двери с табличкой, которая гласила: «Участковый г. Форгса Коннор Пакенсон», занеся кулак, чтобы постучаться, как вдруг из приоткрытой двери, она услышала голос мамы:

– Хьюберт или Кельвин, как вам угодно, мой сын и сын моего мужа, – дрожащим голосом сказала Стефания.

Мир перед глазами Аны рухнул в одночасье. Рука, возведенная вверх, так и зависла над головой. Такое вообще возможно? От потрясения она не могла ни кричать, ни плакать, ни шевелится. Как с этим жить? Неужели, это правда, а не глупая шутка? Анабель физически чувствовал, как у нее онемели губы, задрожали ноги, голова пошла кругом. Кельвин Паркер ее родной брат. Девушка не заметила, что вошла в кабинет, медленно шевеля ногами, словно призрак, глядя на Стефанию пустым взглядом. Встретившись с мамой лицом к лицу, она уже не могла сдержать слезы, а Стефф, казалось, была готова провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать на себя этот укоризненный взгляд дочери. Обе не верили, что это реальность, а не сумбурный сон.

– Мама, как это произошло? – угасшим голосом спросила Ана.

– Милая, прости, – сказала миссис Бейкер, без сил плюхнулась на стул. -Я все объясню. Только сядь, прошу, – руки Стефании дрожали, когда она указала на стул перед собой. Женщина перевела беглый взгляд с дочерью на Коннора и обратно, пытаясь взять себя в руки. – Мне очень сложно, не осуждай меня. Я все расскажу, если ты не будешь так смотреть на меня.

Анабель, собравшись с силами и приготовившись слушать, села на стул напротив мамы. До последнего девушка не верила в то, что услышала несколько минут назад, пока миссис Бейкер не начала говорить, развеяв все надежды Аны:

– В 1995 году я узнала, что беременна, поэтому мы с отцом уехали в Испанию к родственникам Кевина, чтобы я сделала аборт. Но доктор сказал, что, если я избавлюсь от ребенка, то не смогу иметь детей никогда. Мы вернулись обратно в Форгс, никому ничего не сказав с уже окрепшим зародышем. Когда родился мальчик, нам пришлось отдать его в детский дом, ведь мы были так молоды и глупы! Я много раз хотела рассказать Мелани, Эмме или Софии, но все никак не могла решиться. Кевин считал, что нам лучше вообще продолжать говорить им, что мы в Испании и не признаваться, что приехали. Сначала из-за огромного живота, а потом из-за стыда. Только неделю назад мы решились и рассказали все сначала Лили и Лэрри, а потом остальным друзьям. Сейчас я рассказываю это вам.

– Какого тебе было узнать, что твои подруги воспитывали твоего же сына и погибли ради того, чтобы его прокормить? – резко спросила Ана, уже ни сколько растерянно, сколько очень злясь.

– Я была подавленна, хуже, чем ты сейчас. Думаешь, я совсем бессердечная? Если бы я знала, что все обернется так! – всхлипнула женщина.

– Если бы да кабы! Может, стоит не делать ошибок, чтобы потом не жалеть о них? – выпалила девушка.

– Жизнь не так устроена, милая!

– Тише, тише, дамы! – потребовал Коннор. – Давайте во всем разберемся, не придаваясь эмоциям. Я так понимаю, что вы мирили Мартинов и Моррисов еще и из личных интересов?

– Да, – ответила Стефф. – Когда все это случилось с рождением Хьюберта, мы с Кевином очень отдалились от друзей. Но ты подружилась с Данетт, и Коллинзы снова вернулись в нашу жизнь. Они подробно рассказали нам о ссоре Мартинов и Моррисе, о смерти Эммы. Лили и Лэрри были на стороне Джека и верили, что он не виновен в ее смерти, поэтому убедили меня и Кевина доказать это Мартинам. Они не хотели, чтобы наша дружба рушилась вот так, поэтому всеми силами пытались объединить снова тех, кто…кто остался.

– И у них поучилось, – закончила Ана.

– Да. И, когда все стало прежним, молчать о содеянном было невозможно, – кивнула Стефф.

– А все эти странные вылазки, встречи в кафе были связанны с перемирием? – уточнила Ана.

– Да… – видно было, что женщина заколебалась, но потом уверенным голосом добавила: – именно.

– Но, после того, как Мартины и Моррисы помирились, ваши встречи продолжались.

– Просто дружеские встречи.

– Могу от себя добавить вот что. Я не хочу осуждать тебя или Кевина, – обратился он к миссис Бейкер, – но с вас была запущена цепочка, которую я называю «создание монстра». С раннего возраста Хьюберт был подвергнут страху и ужасу. На его глазах убивали, умирали, дрались, избивали его, избивали других. Я сам был неоднократным свидетелем издевательств над ним в детском доме. Психика этого человека уже в детстве была нарушена множеством потрясений, а история с Анастейшей и Анабель добила его окончательно.

– Скорее бы все это закончилось, – вздохнула Ана.

Стефания больше не решалась сказать ни слова, лишь тихо плакала, утирая глаза носовым платком. Бейкер было жаль маму, но из-за переизбытка смешенных чувств, она не могла ее пожалеть или сказать что-то ободряющее. Девушка слушала полицейского с замиранием сердца, прокручивая в голове все, что случилось со дня, когда на ее окне появилась угрожающая надпись.

– Хьюберт относится к тому типу сумасшедших, которые, если захотят, никак не выдают свою болезнь, ничем не отличаются от здоровых людей. Я еще в детдоме понял, что он покажет себя настоящего, но я даже подумать не мог, что его ненависть к миру обрушится на