– Гадкая девчонка, куда ты его спрятала?!

– Я не скажу. Здесь ты его не найдешь, – тихо ответила я. – Ты думаешь, я такая глупая, что не догадалась спрятать его в другом месте?

– Где? – оскалился он и вцепился мне в шею. – Скажи где, не то я тебя задушу!

Он и вправду собирался меня задушить – такое у него было лицо, но это меня не испугало, а даже обрадовало – потому что я поняла, что он не будет больше искать в этой комнате.

– Я ведь в милицию пойду, скажу, что ты украла у меня ценную вещь...

– Ты не докажешь, – с трудом пропищала я. – Котенок принадлежит Аристовым, есть документы, подтверждающие акт дарения...

Никаких таких документов не было, я сказала про это нарочно – уже давно я заметила, что Ник, как законопослушный гражданин, очень боится всяких документов и слов с юридической окраской – «акт дарения» и все такое. Впрочем, ни в какую милицию он не пошел бы в любом случае.

– Господи, какая ты дура! – завопил он во весь голос. – Ну зачем это тебе, зачем вам эта скульптура?! Вы же дураки, вы даже не знаете, как этим воспользоваться, вы пещерные люди... я же специально за тысячу миль прилетел, потратил последние деньги...

– Это что такое? – вдруг услышали мы сзади, и чьи-то сильные руки сдернули с меня Ника.

Это был Глеб.

На мгновение они словно забыли про меня – смотрели друг на друга со странным выражением, будто молодые волки.

– Значит, господин хороший уже вернулся? – спросил Глеб.

– А я и не уезжал...

Я в это время села и потерла свою шею. Ведро теперь стояло между Ником и Глебом, они вполне могли опрокинуть его.

– Любезный родственник... – протянул Глеб. – Рад познакомиться с вами в новом качестве... только чего это вы мою соседку вздумали душить?

– Эта ваша соседка... – скривившись, протянул Ник, – эта ваша соседка...

– Что же вы на мамины похороны не пришли? – вдруг спросил Глеб очень серьезно. – Если никуда не уезжали, то могли бы и прийти...

Ник посмотрел на него с презрением и неожиданно расхохотался.

– Чему это вы, любезный родственник, так обрадовались?

– Знаешь, ты кто? – сказал Ник сквозь смех. – Ты – бастард, ублюдок... а настоящий Ивашов – это я!

– Бастард? – повторил Глеб, и на лице его появилось то отчаянное выражение, с каким он вынимал Филипыча из петли и с каким бросал камень в банку с соляной кислотой мадам Молодцовой, – я очень хорошо знала это выражение и знала, что Глеба теперь не удержать. Так оно и было – услышав оскорбление, он, не думая, очень ловко, как какой-нибудь Джеки Чан, развернулся и ударил ногой Нику в челюсть, отчего тот упал, но упал очень удачно – на мою цигейковую шубу.

– Оля, я все понял, – задыхаясь, сказал Глеб. – Я слышал его последние слова... теперь я знаю, почему ты требовала найти мамины подарки, только зря ты мне ничего не сказала...

– Глеб, голубчик! – сказала я, заливаясь слезами. – Ты еще ничего не знаешь, ты не знаешь, какой он подлец, этот человек...

– Верните мне мое. – Ник медленно поднялся. – Люди! Если у вас совесть есть – верните мне мое.

Он тоже как будто собирался плакать.

– Пожалуйста. Я – настоящий Ивашов. Я русский князь, у меня есть документы... мы с дедушкой даже в Англию ездили, когда мне десять лет было, нас английской королеве представили! Был бал, настоящее дворянское собрание – Романовы, Голицыны, Гагарины, Татищевы... Оленька! Я же передал тебе медальон, я же не жадный, мальчикам будет память!

– Им принадлежит все, – сказала я, с ужасом понимая, что мне очень жаль этого Ника. – Если бы Инесса сама передала тебе это... но ты же украл!

– А ты... а ты чем лучше?!

– Все у тебя? – повернулся ко мне Глеб.

– Да, – сказала я, улыбаясь вопреки всему. – В надежном месте спрятано... этому прохвосту не достать.

– Глеб, малыш... не верь ей! – вклинился Ник. – Ты убежден, что она отдаст тебе эти вещи? Она такая... давай потрясем ее, давай продадим статуэтку, а вырученное поделим пополам... огромная сумма!

Глеб ничего ему не сказал, он протянул руку и погладил меня по плечу.

В этот момент за окном забибикали. Я быстро взглянула туда и увидела открытый белый лимузин. За рулем сидел Виргиний, мрачный и злой, как сто чертей, словно он заранее знал, что все это предприятие закончится крахом.

– Пора... – с отвращением произнес Ник. – Елки-палки, как неудачно все получилось... Надо ехать, а то билеты пропадут... У Виргиния скоро срок грин-карты заканчивается, надо срочно возвращаться, а то нас домой не пустят и мы здесь на всю жизнь завязнем, ничего хорошего...

Все эти тонкости были мне не вполне понятны, но стало ясно одно – Ник должен уехать прямо сейчас.

– Так не отдадите? Ладно... Я, когда сюда ехал, особо и не надеялся... чистой воды авантюра. Глеб... был рад с тобой познакомиться. Ты мне кто, кстати?

– Двоюродный дядя... нет, двоюродный дедушка... – спохватилась я.

– Ладно... – опять вздохнул он и распахнул балконную дверь. – Не суть важно. Может быть, когда-нибудь...

Он махнул рукой и спрыгнул вниз. Мы с Глебом завороженно смотрели, как Ник садится в лимузин. Виргиний хотел о чем-то спросить своего товарища, даже рот раскрыл, но потом захлопнул его – по лицу Ника и так все читалось. Все вернулось на круги своя – они уезжали, и утреннее солнце с любопытством светило им в лица. Кто бы мог подумать – когда мы с Инессой шли домой и повстречали этих двух вежливых чужестранцев, – что расстанемся мы врагами и смерть Инессы будет стоять между нами, между прошлым и настоящим – разделительной чертой.

– Ник! – крикнула я с отчаянием, вцепившись в ветхие балконные перила. – Ник, погоди!

Глеб взял меня за локоть, но я нетерпеливо отмахнулась. На лице Виргиния вдруг появилась заинтересованность...

– Что? – спросил Ник безучастно и холодно, сидя ко мне вполоборота.

– Ты знаешь, что сказала Инесса перед смертью?

Интерес на лице Виргиния мгновенно потух, и он схватился за руль, видимо, не желая тратить время на бесполезные сантименты. Он собрался тронуться с места, но тут Ник перехватил у него руль.

– Что... что она сказала?.. – крикнул он, загораживаясь локтем от своего спутника, который вздумал сопротивляться.

– Она сказала: «Ник, убери камень!»

– Оленька, зачем ты все это ему говоришь? – прошептал с отчаянием сзади Глеб. – Зачем? Зачем этому дураку знать, что мама говорила перед смертью...

– Пусть знает! – нетерпеливо прошипела я. – Пусть мучается, если у него хоть капелька совести осталась...

– Не будет он мучиться...

– Ну и что? – со злостью выкрикнул Ник. – Какой еще камень?