- Это будет проще, чем тебе кажется, - шепчу я в волосы Лис, обнимая ее за плечи свободной рукой.

«Мя-мя-мя», - доносится приглушенное из переноски. На этот раз я точно уверен, что кот меня поддерживает.

Черно-грязный ведьмовской кот с зелеными глазищами и ушами-тарелками. Он больше бы подошел Дашке, чем собирательнице.

Странные мысли.

Через миг мы в моей прихожей. В доме темно и тихо, на часах полчетвертого утра, полчаса до излюбленного времени всех суицидников.

Не отдавая себе в этом отчета я прислушиваюсь и всматриваюсь в темноту.

Кажется на миг, что в ней кто-то прячется, наблюдает, ждет.

Чушь какая-то.

Я выпускаю Элисте из рук, тянусь к выключателю.

Дашка наверняка спит. Наверняка снова плакала. И это хреново, потому что ее день рождения через три дня, и в таком настроении ей вряд ли захочется его праздновать.

В переноске почему-то шипит бомж. Тихо, но уверенно. Наверное, ему не нравится в чужом доме, наверное, ему особенно не нравится ощущать охранную сеть на себе.

- Дашка, скорее всего, спит. Пойдем, бросим вещи и что-нибудь закажем из еды.

- Кота бы тоже бросить, - зевая бормочет, Элисте, - и успокоить. А еще я в душ хочу. А вот есть не особенно.

- Ему надо несколько минут, чтобы привыкнуть к… обстановке, - пожимаю плечами и перевожу тему. - У меня остались блинчики после завтрака, есть вчерашний салат, - я тяну Эли за собой, наверх. – Что-то съесть тебе придется.

- Да, папочка, - снова ворчит Лис, давя очередной зевок. Кот все еще шипит.

- Вот и умница.

Шипение из пластикового ящика громче и громче с каждой ступенькой, по ногам тянет сквозняком.

Лебедева опять не закрыла на ночь окно. Замурую его к чертям.

Зверь начинает фыркать и приглушенно выть, когда мы останавливаемся у моей двери. Ничего удивительного. Сеть на втором этаже чаще и сильнее, чем на первом. Тут спальни.

Но Дашку все же надо проверить.

Поэтому я быстро показываю все Громовой, игнорируя завывания зверя, оставляю собирательницу и иду к мелкой в комнату, чтобы закрыть гребаное окно и все-таки убедиться, что ничего не произошло.

У белой, наглухо закрытой двери в дальнем конце коридора по ногам тянет почти до мурашек, как-то странно начинает сводить и дергать спину. Отчего-то особенно остро ощущается тишина. Относительная конечно…

Я слышу голос Громовой. Она что-то втолковывает бомжу, бомж выдает короткие и отрывистые «мя», а после снова утробно ноет.

Пальцы смыкаются на холодном металле, я поворачиваю ручку и делаю шаг внутрь. Делаю, чтобы застыть на миг, а потом громко и от души выругаться. Броситься вперед.

Дашка в середине комнаты, сидит на полу, горит ночник, постель измята, ее глаза широко открыты. Вот только вместо зрачков и радужки я вижу лишь белок. Вижу искривленный рот, шепчущие что-то непонятное губы. Мелкая упирается ладонями в пол, тонкие руки, как паучьи лапы, шея вытянута, голова повернута набок.

Дашка творит какую-то хрень.

Твою мать!

- Аарон, прос… - я слышу голос Элисте за своей спиной, но не оборачиваюсь, стою над мелкой, пытаюсь понять, что случилось и что мне с этим делать.

Дашка в трансе – это понятно. Непонятно с хрена ли, насколько глубоко и что именно делает.

Она выгибается неестественно-угловато, почти прижимается грудью к полу, вскидывается, что-то бормочет без перерыва. Слишком тихо и неразборчиво, чтобы я мог понять, что именно.

И долбанное окно закрыто. Это от нее тянет холодом.

- Зарецкий, - напряженно чеканит Элисте, оттирая меня плечом, - это Дашка?

Я киваю, опускаясь на пол перед мелкой. Выпускаю свой ад, сковываю и связываю льющуюся силу. Слишком большую для Лебедевой.

Она резко выпрямляется в этот момент, уголки губ ползут вниз, глаза распахиваются еще шире, дыхание, слишком частое и надсадное меньше секунды назад, вдруг выравнивается, почти обрывается. Мелкая перестает бормотать.

- Они нашли ее, - цежу сквозь зубы.

- Ты говорил…

- Не Дашку, - дергаю головой, краем глаза отмечаю, как опускается рядом Элисте. – Они позвали силу, что в ней. Не понимаю, что происходит, - я прикрываю на миг глаза, стараясь воскресить в памяти слова, что произносила мелкая.

- Северный ковен… - тихо шепчет Эли. – Северный ковен и их ритуалы. Аарон, - Лис поворачивает ко мне голову, как будто с усилием, - это сейхм, понимаешь?

- Что? – я тяну руку, чтобы прикоснуться к Дашке, вытащить ее из того, где она, Но Эли стискивает мое запястье, останавливая.

- Сейхм, Аарон. Северный ковен – северные ритуалы. Они не просто нашли силу, ведьмы через нее воздействуют на Дашку, заставляют перейти. Она переходит, Зарецкий! – хриплым, надрывным, испуганным шепотом.

А у меня наконец-то мозги собираются в кучу, становятся на место.

Сейхм – обряд перехода из одного состояния в другое, перерождение, инициация.

Черт!

Я высвобождаю запястье из хватки Элисте, сжимаю челюсти, продолжаю втягивать чужую гнилую силу в себя. Только… только поздно уже, они успели ее позвать, затянуть в… черт, всегда было хреново со скандинавами. В Железный лес, в Лимб для ведьм по факту, в транс.

- Ты можешь понять, насколько она глубоко, Лис?

- Я не чувствую ее здесь, - шепчет Эли. – Совсем не чувствую, даже отголосков нет. Чтобы понять больше, мне надо ее коснуться.

- Касайся.

- Аарон…

- Я знаю, Эли, - киваю. – Касайся, - произношу тверже.

Скорее всего, дотронувшись, позвав душу Дашки, Эли увидит ее смерть, узнает, как и когда Лебедева умрет. 

Дашка все еще неподвижна, сидит прямо, поджав под себя ноги, руки, теперь безвольные, лежат на полу, ладони смотрят в потолок, глаз по-прежнему не видно. Мелкая бледная, у нее почти бесцветная кожа, на скулах и шее видны вены, заострились черты лица, грудная клетка едва поднимается и опускается.

Я думаю, пытаюсь сообразить, как вытащить Дашку из этого, ощущаю сейчас, как собирается, отпускает своего пса на свободу Громова.

Самаэль прав – у Элисте невероятно сильный пес. Настолько сильный, что я вижу его размытые, белесые очертания вокруг тела Лис. Как призрак. Тощая волчья морда в оскале на лице, жилистые, увитые натянутыми сухими мышцами лапы вдоль рук, выпирающие кости хребта на спине Эли. Клыки и запах смерти. От собирательницы теперь пахнет смертью.

Она втягивает в себя воздух, водит головой из стороны в сторону и вдыхает запах, пробует, принюхивается, ищет. Поднимает руку и кладет ее на Дашкино колено, нагибается вперед, скалится.