– Где ты намерен использовать их в целях шантажа?

– Какое некрасивое слово, Руперт, но я не стану с ним спорить, ибо, как я уже сказал, мне нужно жить.

Теперь из себя вышел Руперт.

– Я не верю, – заявил он, – что в этих письмах есть что-то такое, чего мы с Эдит должны бояться. Я уверен, она никогда бы не скомпрометировала себя с таким человеком, как ты, ибо ты, Дик Лермер, – мерзавец. Ты причина всех несчастливых разногласий между Эдит и мной. Как я узнал от Табиты и из писем, которые достигли меня, это ты постарался, чтобы меня сразу после моей женитьбы отправили в Судан, в надежде на то, – да простит тебя Бог, – что меня здесь убьют. Это ты своей ложью и кознями впоследствии очернил мое имя, и как только меня сочли мертвым, попытался украсть у меня мою жену. Теперь же, если я от тебя не откуплюсь, ты угрожаешь очернить и ее имя, что, кстати, ты в известной мере, уже и сделал. Повторяю тебе, что ты мерзавец. Делай, что хочешь. Я больше не заговорю с тобой, – сказал Руперт и, подняв пальмовую палку, которую держал в руке, ударил ею Дика по лицу.

Тот, прорычав проклятие, выхватил револьвер.

– Даже не думай, если тебе дорога жизнь, – ответил Руперт. – За тобой следят несколько десятков пар глаз, и независимо от того, убьешь ты меня или нет, тебя моментально прирежут. Мой тебе совет: отправляйся на несколько дней на охоту в горы, пока твои люди не приведут с далеких пастбищ верблюдов, а потом уезжай отсюда. А теперь прочь с моих глаз и даже не пытайся заговорить ни с Эдит, ни со мной, или же я велю выбросить тебя в пустыню, с верблюдами или без.

И Дик ушел, и лицо его было лицом дьявола, а сердце исполнено ненависти, ревности и жажды мести.

Когда он пришел к своему дому, ему доложили, что еще один из его людей захворал и лежит в маленькой пристройке. Дик посмотрел на него в окно и, зная то, что рассказал ему первый больной, а также заглянув в медицинский справочник и освежив в памяти симптомы болезни, мгновенно узнал тяжелый случай чумы. Ею этот его слуга, вне всяких сомнений, заразился от драгомана, которому повезло выздороветь. Дик тотчас же решил последовать совету Руперта на три-четыре дня отправиться на охоту и, соответственно, отдал все необходимые распоряжения выехать в горы за час до рассвета. Сделав это, он сел и задумался, потирая щеку в том месте, где Руперт ударил его.

Как же отомстить за себя? О, как же ему отомстить? Внезапно его осенило. Руперт занимался врачеванием. Руперт любил навещать больных, а это был случай, достойный его внимания. Что, если рок, чьей помощи он так долго ждал, и впрямь назначил его, Дика, своим орудием? И он взял лист бумаги и написал записку следующего содержания.

Позвав выздоровевшего драгомана, которого он оставил, чтобы тот позаботился о верблюдах, когда те вернутся с пастбищ, Дик велел ему отнести записку Захеду сразу после того, как он утром отправится на охоту. Если же Руперт начнет расспрашивать его, он должен ответить, что его товарищ очень болен, но он не знает, что с ним такое.

– Если бы только он заразился! – процедил сквозь зубы Дик. – Никто не сможет меня ни в чем обвинить, если он… нет, о таком везении лучше не мечтать!

На рассвете, после того, как ему сообщили, что за ночь больному не стало хуже, Дик уехал в сопровождении нескольких слуг. Руперт же получил письмо. Около семи утра он велел подать ему мула и отправился к дому, где лежал больной.

– Куда ты собрался? – спросила Меа, увидев его.

Ее голос был полон тревоги, ибо она боялась, что он едет проведать Эдит.

– Проведать больного в доме Лермера.

– Вот как! Мне доложили, что на заре он на несколько дней отправился в горы поохотиться на антилоп. Почему бы ему самому не заняться своими больными? Помнится, он говорил мне, что разбирается в медицине.

– Это я посоветовал ему отправиться на охоту, Меа, после чего велел убираться отсюда.

– Знаю. Ты ведь даже его ударил, верно? Довольно странный поступок с твоей стороны, Руперт.

– И мне за него стыдно, – ответил он. – Но этот человек мерзавец и клеветник, Меа.

– Это я тоже знаю. Но кого он оклеветал на этот раз? Ту женщину или меня? Нет, можешь не отвечать. Но я скажу тебе, Руперт: остерегайся мерзавца и клеветника, которого ты ударил и который грозил тебе пистолетом.

– Думаю, я смогу защитить себя, – с усмешкой ответил Руперт.

– Да, Руперт, при необходимости ты можешь дать отпор льву или слону, но ты слишком гордо держишь голову и потому не видишь змеи. Кстати, чем болен этот слуга? Я слышала, что это весьма странная болезнь.

– Не знаю, наверно нильская лихорадка. Я скажу тебе, когда осмотрю его.

– Нельзя натощак ехать к больному лихорадкой. Скажи, ты поел?

– Нет, я не боюсь лихорадки и не привык завтракать так рано, – и он развернул мула, чтобы ехать дальше.

– Одну минутку, – сказала Меа, положив на уздечку руку. – Почему ты не пришел ко мне вчера вечером? Наши совместные вечера, возможно, на исходе, и я скучаю по тебе.

– О, я скажу тебе, – с улыбкой ответил Руперт. – Я составлял завещание. Оно хотя и довольно короткое, однако потребовало долгих раздумий. Видишь ли, Меа, теперь я богатый человек, и согласно нашему закону, в отличие от того, от кого я ее получил, могу завещать свою собственность любому, кому пожелаю, поскольку обременения истекли. После разговора с Лермером я вспомнил, что если умру, а это рано или поздно ждет нас всех, принадлежащие мне земли и состояние перейдут в руки этого подлеца, чего я отнюдь не желаю. Поэтому по совету моих английских адвокатов я составил завещание и в присутствии четверых свидетелей из числа наших людей, которые умеют писать, поставил под ним мою подпись, после чего временно отдал его на хранение Бахите. А теперь, Меа, я должен ехать, чтобы проведать больного.

– Можно мне поехать с тобой? – спросила она.

– Нет, откуда мне знать, что это за хворь? Но я скоро вернусь.

Руперт вошел в пристройку, где лежал больной, и осмотрел его. Глаза несчастного были налиты кровью, язык почернел, все тело усеяно шишками, а температура поднялась почти до 106 градусов[21]. Более того, он уже впадал в кому. Руперт пощупал его пульс – тот был слабый – и показал головой. С такой болезнью он, лекарь-самоучка, еще не сталкивался.