Георгий представил отца. Наверняка он бы сейчас сказал: доучивайся и помогай семье. Это точно, а до госэкзаменов осталось меньше месяца. Надо во что бы то ни стало получить диплом. Отец не простит, если его, Георгия Тысевича, вышибут из института! Ради чего тогда семья четыре года вкалывала? И Маруся через год школу заканчивает. Если с отцом что случится, кто ей поможет? Удавка… Удавка на жизни… Нет, прав Жанжаров, придется заткнуться! А если и меня вслед за отцом, кто тогда заступится? Нет, со мной такого не случится. Почему? Не случится и все! Потому что я — это я! Я вообще никогда не умру! А когда мне стукнет семьдесят — страшно подумать, в 1986 году! — как же хорошо тогда люди жить будут! Коммунизм построим, все бесплатно… Хочешь есть — жри от пуза и коньячком запивай! На море — пожалуйста, в санаторий — сколько угодно. Лекарство от бессмертия изобретут, все будут жить вечно… И я буду жить вечно, а для этого надо учиться, надо ребят, своих будущих учеников, учить, лекарство от бессмертия для них изобретать. Что ж, буду учиться, буду сдавать экзамены, а про арест отца надо молчать. Письмо сожгу к чертовой матери! Ах, батя, как же ты так неосторожно? Наверное, где-то что-то сказал при посторонних ушах. Или тебя оговорили?.. Да какая разница? Главное, арестован!

— Жорка, жрать пойдешь?

Георгий торопливо скомкал листок и сунул в свою тумбочку.

— Так идешь или нет?

Это Аркадий. Как неслышно он вошел в комнату! Видел ли он письмо?

— Иду, Аркаша, иду.

Они вышли из комнаты, Жорка закрыл дверь на замок и положил ключ в карман. При выходе ключи полагалось сдавать вахтерше. Сегодня дежурила тетя Люба, маленькая серая мышка в темненьком халате и платке непонятного цвета. Жорка решил не сдавать ключ и, сделав вид, что забыл о нем, торопливо прошел мимо поста.

— Эй, Жорка, а ключ? — напомнил ему Аркаша. — Володи или Костик придут, а комната закрыта! Ключ оставь!

В комнате жили два Володи, различали их по росту — Володя Большой и Володя Маленький.

— А-а, да… Конечно…

Жорка достал из кармана ключ с картонной биркой и, отдавая его тете Любе, подумал: «С чего это он вдруг так о ключе забеспокоился? Может, письмо видел и даже рассмотрел, что там написано? Неужели стукач? Не пойти на обед? Сразу же спросит почему… Что ответить тогда?»

Студентов кормили в столовой, располагавшейся в двух кварталах от общежития. Талоны на питание распределял профком. Сегодня на обед был борщ, пшенная каша и компот. Борщ был жидкий и ужасно невкусный, но уж больно хотелось есть. Аркаша работал ложкой, словно гребец веслом.

— Эй, — усмехнулся Жорка, на мгновение забывший о письме и тревожных размышлениях, — рука-то у тебя машет, что дышло на паровозе! Неужто так оголодал?

— А ты нет? — пробурчал Аркаша с набитым ртом. — Умственная деятельность, она всегда голод вызывает.

«Сексот, — подумал Жорка, — точно сексот! Маскируется, засранец! Оголодал будто бы, а сам небось на продажных харчах живет и как сыр в масле катается! Он, кстати, с нами и вагоны никогда не разгружал! А на хрена? Платят ему его тридцать сребреников… Иуда… Но со мной у тебя не пройдет…»

Аркаша, не догадываясь об ужасных подозрениях товарища, уплетал кашу за обе щеки и запивал ее кислым компотом.

— Мужик должен быть перманентно голодным! Тогда он будет работать и чего-то достигать. Разве нет? Вот сейчас натрескаемся, вернемся в общагу и завалимся спать. А если бы были голодными, сели бы готовиться к зачету. А, Жорка? Какой сон на пустой желудок?

— Может быть, может быть…

— Что-то ты вялый сегодня. Случилось что?

— Да нет, устал просто.

— Понятно. А я уж решил было, неприятности какие-нибудь…

«Вынюхивай, вынюхивай, — думал Жорка, — ничего тебе не обломится, сука продажная…»

Когда доели нехитрый обед, Жорка засобирался в общежитие, однако Аркаша, как нарочно, стал уговаривать его пройтись по киевским улицам. Погода на самом деле была чудесная. Вовсю цвели каштаны, солнце пригревало почти по-летнему. Над Жулянами[19]тарахтели самолеты, и было видно, как они кувыркались в бездонной синеве неба, прячась за редкими белоснежными облаками. Он бы и не прочь прогуляться, но мысли о письме не давали покоя! Письмо, оставленное в тумбочке, жгло его, как будто лежало в кармане и было не листком бумаги, а раскаленным углем.

— Айда, Жорка, — продолжал уговаривать его Аркадий.

— Не, я лучше посплю, — сказал Жорка, надеясь, что Аркашка пойдет гулять один и тогда можно будет спокойно уничтожить письмо или хотя бы сунуть его незаметно в карман. Так и вышло. Аркадию надоело уговаривать друга, и он пошел в сторону аэродрома сам. Обрадованный, Жорка побежал в общежитие. Ключа у вахтера не оказалось: кто-то из ребят уже вернулся домой.

Успокоенный тем, что Аркадий далеко, Жорка не спеша поднялся на третий этаж и зашагал по коридору. Полы, залитые бетоном, не скрипели, поэтому он шел бесшумно, хотя и быстро. С разгону заскочив в комнату, он увидел, что возле его тумбочки стоит Костя и разворачивает бумажный комочек — письмо. Оба замерли.

— Сука… — растерянно пробормотал Жорка.

— Жорка, ты неправильно понял… — начал оторопевший Костик.

— Сука… Стукач…

— Жорка, ты чего? Бумажка лежала на полу, я поднял и хотел посмотреть, чтобы не выкинуть нужное…

— Гад! — Жорка прыгнул к Костику, и не успел тот закрыться рукой, как получил прямо в глаз. Потеряв равновесие, он грохнулся на кровать. Жорка сел на него, с размаху еще раз двинув кулаком в лицо.

— Да подожди ты, черт тебя побери! Говорю, на полулежало!

— Ага, и тумбочка сама открылась? Гад! — Он снова ударил, даже не глядя куда.

Костик изогнулся и наконец сбросил Жорку.

— Говорю тебе, лежало на полу, а тумбочка была открыта! Жорка, ты что, не веришь мне? Мы с тобой три года в одной комнате, твою мать! — Костик тоже разгорячился и слов не выбирал.

В это время появился Аркадий.

— Что тут происходит? Орете, словно мартовские коты, на всю общагу.

— Полюбуйся на этого… Стукач сраный… — тяжело дыша, сказал Жорка.

— Аркадий, хоть ты его успокой! — возмутился Костик. — Захожу в комнату, смотрю, около его тумбочки лежит вот этот скомканный листок. Я поднял, чтобы посмотреть, может, нужное что? Тут влетает этот тип и начинает меня дубасить. Орет, что я стукач, ну и все такое прочее.

— А чего ты чужие письма читаешь?

— Да откуда же я знал, что это письмо?

— В тумбочку я его положил и дверцу прикрыл, — возмущенно сказал Жорка, — а тут захожу, дверца открыта и ты письмо читаешь! Что я должен думать?

— М-да… — задумчиво протянул Костик, — значит, кто-то тут был до меня. Слушай, а ведь дверь в комнату была незаперта.