— Гражданин сержант, ни с кем я не был связан.

— Та-а-ак… Бунт, значит? А волшебные палки? Забыл про яичницу?

— Гражданин сержант, я ведь признался в том, что шпион. Что вам еще надо? Чтобы я кого-то сдал? Не сдам. Неужели вам этого мало?

— Ах ты… — Венька посмотрел на палки. Самому распять Тысевича ему вряд ли удастся, снова просить помощи у старшины и наряда неловко как-то. Скажут еще, что пожалел шпиона, врага народа… Зачем он его развязал? Сейчас бы только ногой надавил, и никаких тебе уговоров. Тьфу, дурак… А что сейчас делать? Вообще-то, никто не требовал, чтобы он выколачивал из Тысевича имена новых фигурантов по делу, а то, что он шпион, Гребенкин доказал. Так что задание, можно сказать, выполнено. Венька строго спросил у арестованного:

— Неужто ни с кем больше не был связан?

Ответ: После выезда Грехмана в конце 1929 года до июля месяца 1933 года я по шпионской деятельности нискем не был связан, а также он меня нискем не связал.

Вопрос: С кем был связан Грехман и кому передавал сведения шпионского характера для передачи в Польшу?

Ответ: С кем был связан и через кого он передавал сведения шпионского характера в Польшу я не знаю и он мне об этом не говорил.

Вопрос: Кто Вами был завербован для сбора сведений шпионского характера и кто Вам известен из тех, кто еще кроме Вас связан с Грехманом?

— Тысевич, ты хорошенько подумай. Назови кого-нибудь сейчас, по-хорошему. От меня дело уйдет, этот вопрос тебе обязательно зададут другие, в области. И как они будут задавать, я не знаю.

— Я хорошо подумал, гражданин сержант, я никого не назову.

— Ну-ну… Я предупредил…

Ответ: Я никого не завербовал для сбора сведений шпионского характера, так как я от Грехмана задания такого не получал. Кто был с ним кроме меня по сбору сведений шпионского характера я не знаю и он мне не говорил, а только ответил, что тебе это не нужно и ты кроме меня не должен никого знать.

Венька тяжело вздохнул:

— Врешь ты все, сволочь. Будет мне за тебя. Ну и хрен с тобой…

Протокол с моих слов записан верно и мне прочитан, в чем и расписываюсь…

Дознавал сотрудник НКВД…

Венька поставил в конце протокола неразборчивую закорючку и пододвинул листы к Тысевичу.

— Подпишись на каждой страничке. Внизу… И вот здесь… Все. Ну что ж, Тысевич, я с тобой закончил.

— Гражданин сержант, можно вопрос?

— Мне? — Венька удивленно вскинул брови.

— Как там мои? — спросил Тысевич, посмотрев на Веньку так умоляюще, что у того слова сами сорвались с языка.

— Нормально твои… — пробормотал он.

— Спасибо…

— Конвой! Эй, кто там в коридоре? Заберите арестованного! Я закончил.

Пока Тысевича вели по холодному, несмотря на то что на дворе уже был май, коридору, у него в ушах, словно неземная музыка, звучали слова сержанта: «Нормально твои…», «Нормально твои…» Увидать бы их еще хотя бы разок, хотя бы краешком глаза, и пусть делают все, что хотят. Сволочи! Зачем? Кому это нужно? Ведь даже этот молоденький сержант, вчерашний пацан, понимает, что никакой я не шпион, а пишет, пишет, пишет… Бредятина! Как будто Польше нужно знать, сколько зерна сдал колхоз государству. Тоже мне, тайна великая! Сколько народу в камерах! Работали бы себе, детей растили, а их в тюрягу… Зачем?!!

— Стоять! Лицом к стене! Громыхнула дверь.

— Вперед!

Снова громыхнула дверь, только уже за спиной. Все, он подписал признание, что является польским шпионом. Теперь остается только одно — ждать, что будет дальше. ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?

Маньку продали очень удачно. Корова как чувствовала недоброе, не хотела уходить со двора, ревела, упиралась и мотала головой. Наталья не показывалась из дому, рыдала, зарывшись лицом в подушку. Корову продавал Петька, торгуясь за каждый рубль, потому что понимал: очень скоро и копейка будет на счету. Удалось кое-что продать из мебели, но совсем немного. Деньги Петька спрятал в специальный карманчик, пришитый Марусей на поясе брюк с внутренней стороны.

Уложив в сумки и мешки все, что можно было унести в руках, утром, на третий день после вызова в милицию, они пошли в сторону железнодорожного вокзала. Маруся, красная от стыда, шагала с опущенной головой — ей казалось, что весь Изяслав смотрит на нее и осуждает: вот, выгнали врагов народа, неблагонадежных из города… Она украдкой смотрела по сторонам, уверенная, что видит город в последний раз. Наденька просто не понимала, что происходит, и воспринимала все с острым любопытством, смешанным с чувством страха. Мать безучастно тащила два мешка с одеждой, связанных и перекинутых через плечо. Петька успел смотаться в школу, взять на сестер необходимые документы, чтобы они смогли пойти учиться по новому месту жительства. Он же навел справки, куда можно уехать. Первый городок, где они могли бы остановиться и который не находился в приграничной зоне, — Малин.

До Шепетовки добрались на поезде. Паровоз, равномерно пыхтя, бодро тащил с десяток вагонов. Наденька ехала на поезде впервые и с восторгом смотрела в окно на проносившиеся мимо деревья, столбы, села, скирды сена, выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна. В Шепетовке была трудная пересадка. Кое-как выбрались со всем своим скарбом из вагона, а затем расположились возле вокзала, ожидая, когда вернется Петька, который пошел за билетами.

В Малин приехали после обеда, часа в три. Сунулись на вокзал, да не тут то было: все помещение оказалось битком забито пассажирами. Везде, где только можно, стояли вещи: чемоданы, мешки, котомки, узлы, — на которых сидели, лежали и даже храпели такие же несчастные, как и Тысевичи.

— Боже ты мой… — растерянно прошептала мать, — куда ж нам теперь?

Даже в привокзальном сквере было так многолюдно, что не осталось места, где можно было бы разложиться, что-то постелить. Вонь из вокзала и туалета, находившегося рядом, настолько била в нос, что чистоплотная Наталья закрыла лицо ладонями: куда угодно, только не здесь! Наденька дергала мать за платье.

— Мы что, уже приехали? — спрашивала девчушка. — А куда? Где мы будем жить?

Мать на вопросы не отвечала, а Петька то и дело шикал на сестренку — не доставай, мол, сами не знаем! Маруся растерянно смотрела вокруг, готовая вот-вот зареветь. Казалось, она только сейчас осознала, в каком бедственном положении они пребывали. В который раз за день, нагрузившись вещами, они брели по улице неизвестно куда. Примерно за километр от вокзала нашли лесопосадку, где было чисто, свежо, а главное, свободно. Петька обследовал место, оно ему понравилось, потому что чем-то напоминало рощицу возле танкодрома в Орле, где курсантам разрешали курить.

— Сегодня переночуем здесь, а завтра пойдем в город искать квартиру. Странно, почему раньше в этом месте никто не останавливался? Тут так хорошо, к тому же не очень далеко от вокзала…