При Караваджо Пьяцца Санта Мария дель Пополо была всё ещё окраиной города и районом новостройки. Площади считай что не было. Обелиск одиноко возвышался среди незамощённой пустоши, а три улицы, в дальнейшем – гордость Рима – только-только застраивались. Окончательное оформление, позволяющее ей считаться городской площадью, Пьяцца Санта Мария дель Пополо получила лишь в эпоху зрелого барокко. Александр VII заказал в 1658 году Карло Райнальди проект двух одинаковых церквей: Санта Мария ин Монтесанто, Святой Марии Святой Горы, и Санта Мария деи Мираколи, Святой Марии Чудес. Оба здания должны были быть похожи как две капли воды, стоять симметрично и организовывать пространство площади так, чтобы оно казалось задником оперной постановки. Выполнить эту задачу было крайне сложно из-за того, что сама площадь была неровной, поэтому выстроенные Райнальди здания не были полностью одинаковыми: одно в плане круглое, второе – овальное. Когда их возвели, они смотрелись вразнобой. Для того чтобы улучшить их вид, над ними ещё поработали Джан Лоренцо Бернини и Карло Фонтана. Закончено строительство было лишь к концу XVII века, в 1679 году. Построенные по простой формуле «купол + портик», оба сооружения имели своим прообразом Пантеон. В результате получились две красивые строгие церкви: барокко в ожидании неоклассицизма.

Пантеон, что по-гречески означает «Храм Всех Богов», для Рима не просто здание. Пантеон – идея. Это единственное сооружение, не прекращавшее функционировать на протяжении двух тысяч лет, то есть оставшееся живым со времени своего основания. Соперников у него нет. Египетские пирамиды и храмы в Пестуме аутентичны, они древнее и сохраннее, но они мертвы. Пантеон, хотя и видоизменился, продолжал жить и действовать. Продолжает и сейчас. Идея Roma Aeterna, «Вечного Рима», воплощена в Пантеоне: под Roma Aeterna подразумевается не просто город, а центр огромного культурного единства, каким стал Рим в истории человечества. Полусфера купола Храма Всех Богов есть воплощение упорядоченности бытия и космоса и их единства. Круглое отверстие – oculus, «глаз» – Всевидящее Око и символ Верховного Разума, придающего бытию и космосу смысл. Пантеон ровесник нашей эры, и нашу эру он олицетворяет. Наша эра – Рождество Христово. Узнала она об этом не сразу, как началась, но только после полной победы христианства в Европе. Первые христианские базилики, основанные Константином в Риме, были храмами одной из принятых империей религий, а первым храмом торжествующего христианства стала София Константинопольская. Она была сооружена по распоряжению императора Юстиниана I на месте старой сгоревшей базилики, похожей на римские. Юстиниан мечтал подчинить запад и возродить империю в её целостности, поэтому перед строителями базилики поставил задачу соорудить нечто поразительное, превосходящее Рим. Святая София, взяв за основу Пантеон, затмила его. Романский стиль, воцарившийся после Карла Великого, ориентируясь на Константинополь, разнёс формулу крестово-купольного храма по всей Европе. Романские церкви, что в Испании, что на Руси, считая, что они повторяют Святую Софию, на самом деле имели своим прообразом именно Пантеон, хотя об этом и не подозревали. Готика, пришедшая с севера, по своей сущности была антиримским стилем. Пантеон ей был не просто чужд, он был ей враждебен.

Про Пантеон забыли на три столетия. Эпоха Возрождения дала Пантеону новую жизнь. По сути дела, это было единственное сооружение императорского Рима, дошедшее до эпохи Возрождения в целости, а не в развалинах, поэтому оно пользовалось огромной популярностью среди архитекторов. Пантеон восхищал Андреа Палладио, самого влиятельного архитектора Европы, всячески его распропагандировавшего в своём трактате. Он стал источником вдохновения при создании Вилла Ротонда, а она, превратившись в парадигму загородного дома, то есть частного жилища свободного человека, джентри и джентльмена, стала воплощением европейского либерализма. Затем, повторённый по всему миру в бесконечных вариациях палладианства, Пантеон стал прямо-таки наваждением новой европейской архитектуры. Образ Храма Всех Богов угадывается и в базилике Сан Пьетро, и в Hôtel des Invalides [Дворце Ветеранов, давайте переводить это так, чтобы избежать макабрического Дворца Инвалидов]. Он же лежит в основе вашингтонского Капитолия, ставшего символом Нового Света и новой демократии. Пантеон стал античным зданием, наиболее сильно повлиявшим на всю мировую архитектуру Нового времени. Имя собственное, Пантеон, превратилось в имя нарицательное: пантеоном называют любую совокупность великих имён и выдающихся событий, обозначая этим словом центр власти, мысли, искусства. Муссолиниевские архитекторы без Пантеона тоже не обошлись: проектируя район ЭУР, они возвели его геометрическую версию, базилику деи Санти Пьетро э Паоло, весьма приличное модернистское культовое здание. Альберт Шпеер, проектируя по указу Гитлера Volkshalle, Зал Народа, бесстыднейшим образом воспроизвёл опять всё тот же Пантеон, а в СССР после смерти Вождя Народов высочайшая комиссия по похоронам 5 марта 1953 года подготовила постановление, гласящее:

Был устроен архитектурный конкурс, но проект, как и шпееровский, остался нереализованным.

* * *

При всей своей значительности Пантеон – белое пятно на архитектурной карте. Что это такое на самом деле, неизвестно. Везде написано, что Пантеон был построен Марком Випсанием Агриппой на Кампо Марцио около 27 года до Рождества Христова. Об этом громко сообщает он сам надписью на фронтоне, составленной из бронзовых букв: M·AGRIPPA·L·F·COS·TERTIVM·FECIT, «Марк Агриппа, сын Луция, третий консул сделал». Агриппа был сподвижником и зятем Августа, вторым человеком в государстве. У императора со всеми были отношения непростые, любить Август не умел и, судя по всему, даже не знал, как это бывает. Для того чтобы скрепить связь с необходимым ему Агриппой, он выдал за него свою дочь и единственного ребёнка Юлию Старшую. Точнее – заставил Агриппу жениться. Юлия была рождена Августу второй женой, Скрибонией, с которой он развёлся, прожив всего год. Особой любви Август ни ко второй жене, ни к единственной дочери не испытывал, используя Юлию как вещь, передаваемую тому, с кем он хотел союзнические отношения укрепить родственными. Первым мужем Юлии был Марк Клавдий Марцелл, племянник и возможный наследник Августа, умерший в девятнадцать лет. Юлия, будучи на три года младше Марцелла, вскоре после того, как овдовела, была выдана замуж за Агриппу, причём Август для этого принудил его развестись с любимой женой. Агриппе было сорок два, Юлии семнадцать, брак получился какой-то путаный: Юлия родила пять детей и всюду Агриппу сопровождала, но, по утверждению римских сплетников, гуляла направо и налево, так что уже тогда стала притчей во языцех. Агриппа к изменам жены был безразличен и много работал; заботы о всеобщем благе отвлекали от печальных раздумий о семейном неблагополучии, коим он был награждён по милости цезаря.