(алакадарства) центры страны; во-вторых, скрытое и порой открытое нежелание военнослужащих правительственных сил и сотрудников «Царандой» с оружием в руках защищать народную власть и саботирование ее мероприятий частью госчиновничества. В-третьих, слабая боеспособность правительственных войск, поскольку принудительный призыв в армию порождал массовое дезертирство из ее рядов, составляя до 20 % ежемесячно, что влекло хроническую недоукомплектованность подразделений (до 25 %). При этом значительная часть афганских солдат не желала воевать за народную власть ДРА. Даже отдельные офицеры зачастую заявляли советским офицерам: «Ваша революция — вы ее и защищайте!» В-четвертых, было весьма распространено предательство в органах госвласти и «силовых» структурах, вследствие чего на фоне подготовки к выводу ОКСВ из Афганистана участились переходы на сторону душманов уже не отдельных военнослужащих, в целых подразделений — взводов, рот и даже батальонов афганской армии и «Царандой». Поэтому разведчики, прекрасно знавшие это, не питали особых иллюзий относительно устойчивости народной власти в ДРА. Тем не менее после вывода ОКСВ из Афганистана государственная власть во главе с президентом Доктором Наджибуллой сумела продержаться три года — до марта — апреля 1992 года.

Расхождения в этих прогнозах объясняются тем, что наш пессимизм в отношении перспектив народной власти в Афганистане основывался на реальной ситуации в приграничных с СССР улусвольствах провинций Тахар и Кундуз, где народная власть действительно продержалась значительно меньше, чем в других районах страны. При этом широко распространенная коррупция, кумовство и связи с душманами, нежелание значительной части сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих активно воевать с мятежниками в сочетании с вышеперечисленными факторами давали нам основания к таким оценкам. К тому же в 1988 году мятежниками был захвачен провинциальный центр — город Кундуз и правительственные войска оказались не способными самостоятельно, без советской помощи, вернуть его под свой контроль. Это оказало деморализующее влияние на местные органы власти и у нас имелись обоснованные сомнения в способности афганской правящей элиты стабилизировать положение народной власти в стране. Однако после вывода советских войск высшее партийно-государственное и военное руководство страны, военнослужащие, сотрудники спецслужб и правоохранительных органов, государственные и партийные чиновники вынуждены были самомобилизоваться и самостоятельно вести вооруженную борьбу по защите народной власти в стране, поскольку возникла реальная угроза существованию не только государственного строя, но и их жизни и благополучию в случае захвата власти мятежниками. Также мы недооценили рост поддержки населением Афганистана политики «Национального примирения», в результате которой многие главари бандформирований прекратили активную вооруженную борьбу с государственной властью. Вместе с тем в афганском приграничье провинций Кундуз и Тахар эта политика нашла слабую поддержку местного населения, где органы власти были отрезаны от Кабула после захвата Кундуза и Ханабада душманами и ситуация развивалась в пользу последних.

На фоне этой ситуации в Афганистане продолжалась и наша служебно-оперативная деятельность. В январе 1987 года руководство разведотдела наконец-то озаботилось моим «чекистским» образованием (вернее, его отсутствием), направив меня в феврале на учебу в Москву. К сожалению, эти двухмесячные курсы для начинающих разведчиков каких-то новых знаний мне уже дать не могли, а лишь помогли несколько систематизировать имевшиеся у меня к этому времени.

Учеба в Москве запомнилась мне Международным женским днем 8 марта. Вечером, будучи в городе, я попытался дозвониться домой и поздравить жену с дочерью с праздником весны, но почему-то телефонной связи с Пянджем не было. По возвращении в общежитие дежурный по курсам встретил словами: «Пока ты где-то гулял, твой Пяндж душманы стерли с лица земли». Первой мыслью было то, что меня разыгрывают, но когда я понял, что он не шутит, — бросился к оперативному дежурному звонить в Пяндж. Трудно представить мое волнение, когда я с замиранием сердца вслушивался в гудки вызова по спецсвязи оперативного дежурного по Пянджскому погранотряду. Трубку поднял начальник 4-го отделения (кадров) отряда капитан Владимир Куртов, который успокоил меня: все живы и здоровы, разрушений нет.

Как оказалось, 8 марта, приблизительно в 22 часа, прибывшая из района Кундуза бандгруппа Мирзы Насири (НИФА) с афганского берега пограничной реки осуществила обстрел советского города Пяндж, выпустив по нему 14 реактивных снарядов. К счастью, снаряды запускались ими из «реактивной установки душманской разработки» — с уложенных в ряд мешков с песком по направлению и о какой-либо точности стрельбы и речи не шло. Бандиты стремились попасть по территории пограничного отряда, который дислоцировался вблизи берега реки и частично просматривался с их позиций. Реактивные снаряды взорвались с большим разлетом: несколько снарядов взорвалось на футбольном поле вблизи здания клуба и домов офицерского состава отряда, один снаряд взорвался во дворе жилого дома мирного жителя, прилегавшего к территории отряда, другие — на нескольких улицах, в том числе вблизи здания райотдела милиции и в городском парке. К счастью, ни один вражеский снаряд не попал в жилой дом или иное здание и в результате обстрела погиб лишь один местный житель и двое были ранены. Этот обстрел вызвал огромный политический резонанс: впервые за весь послевоенный период был обстрелян мирный советский город. Советскому Союзу был брошен серьезный вызов!

Уже по возвращении из Москвы жена во всех подробностях рассказала мне о тех событиях. К моменту начала обстрела все уже разошлись по домам после торжественных мероприятий. Поэтому когда прогремели первые разрывы реактивных снарядов, то ей показалось, что это поисходит на территории ДРА — все уже давно привыкли к такой канонаде. Спустя несколько минут она услышал громкие крики соседки Натальи Алексеевны Ольховецкой (окна в квартирах были открыты): «Все спускайтесь на первый этаж! Обстрел! Нас обстреливают!» Схватив дочь, жена спустилась на первый этаж, где в одной из квартир в тревожном ожидании они провели ночь. В это время жена под сердцем носила вторую нашу дочь. По этой причине я всегда говорю: «У меня вся семья обстреляна!» Оказавшись с дочерью в квартире нашего сослуживца на первом этаже, жена неожиданно рассмеялась. Другие женщины с недоумением смотрели не нее, пытаясь понять причину ее смеха. Тогда жена рассказала, как неоднократно планировала свои действия при получении команды о срочной эвакуации в случае внезапного обстрела отряда (такой вариант возможных действий до членов семей командованием доводился): собрать в сумку все наши личные документы, деньги и какие-то свои украшения, детскую одежду, отключить везде электричество и газ, а затем вместе с дочерью и вещами быстро спуститься на улицу. Когда же прозвучала «боевая» команда, то жена, думая только о безопасности дочери, впопыхах оделась, схватила ее в «охапку» и выскочила из квартиры вниз. Материнский инстинкт затмил все остальное!

Ситуацию спасли десантники Пянджской ДШМГ, которые, к счастью, в это время находились в отряде. В считанные минуты после начала разрывов реактивных