– Но я видела, как двинулось твое плечо, и…

– Я не об этом, – отмахивается он. Похоже, идея моей встречи с Аарьей все еще раздражает его. – Я дал тебе три сигнала о том, что собираюсь драться, а ты, вместо того чтобы встать в оборонительную позицию, занялась своими волосами.

Ох, у кого-то сегодня дурное настроение!

– Хорошо, ну и какие это были сигналы? – огрызаюсь я. – То, что ты закатал рукава?

Он вскидывает брови.

– Ты злишься. Это хорошо. Может, теперь ты будешь повнимательнее.

Блин, как бы я хотела перескочить в то время, когда стану сильнее и смогу его вырубить.

– Я учил тебя, на что смотреть, когда ты уже сражаешься: какая нога отведена назад, куда противник направляет взгляд, прежде чем нанести удар, и какие мышцы у него напрягаются. Но ты не знаешь, какие сигналы дают тебе понять, что кто-то хочет сражаться, – говорит он.

– Ты получаешь какие-нибудь из этих сигналов от меня? Потому что надо бы.

Он снова вскидывает брови.

– Смотри, не выпятил ли противник подбородок или не стиснул ли зубы. Вот так, – говорит он, сжимая челюсти и поднимая голову в моем направлении. – Когда человек злится, он часто стискивает зубы. А выпячивание подбородка – территориальный сигнал, признак того, что ты угрожаешь чьему-то личному пространству. Конечно, Стратеги никогда не делают это так явно, как какой-нибудь недоумок в баре, так что тебе придется быть внимательнее. Сигналы будут более тонкими.

Я киваю.

– Понятно. Шарль так сделал, перед тем как метнуть в меня нож.

– Вот именно, – подтверждает Эш. – Еще смотри, раздуваются ли ноздри. Это механизм для выживания, позволяющий набрать больше воздуха в легкие и усилить кровоток перед дракой. То же самое касается расширения зрачков – они расширяются, чтобы обеспечить человека как можно большей информацией о противнике и окружающих обстоятельствах.

– Поняла, – киваю я.

– Еще ты можешь заметить, как человек выпячивает грудь, пытаясь выглядеть как можно более устрашающим. Чем больше места занимает чье-либо тело, тем больше тестостерона оно вырабатывает, что дает как мужчинам, так и женщинам силу и скорость. Если ты замечаешь пару таких сигналов, тебе нужно срочно действовать. Не позволяй Аарье ударить тебя. Иначе ты горько пожалеешь.

– А что, если я замечу только один сигнал? – спрашиваю я.

Он хмурит брови.

– Одного сигнала недостаточно. Это может просто означать, что она злится, но не собирается причинять тебе боль. Поэтому что бы она ни делала, не повторяй за ней. Это лишь осложнит ситуацию. Оставайся расслабленной и открытой.

– Это я могу.

– И опять же, не наноси ответный удар, если в этом нет острой необходимости, – напоминает Эш. – Просто беги от нее и позволь мне с ней разобраться.

Снова киваю.

– Я это ценю. Даже при том, что твое дурное настроение меня нервирует.

– Настроение? – Он шире открывает глаза. – Ты и впрямь воспринимаешь все недостаточно серьезно.

– Неправда, – говорю я с такой же ноткой раздражения. – Я отношусь к делу очень серьезно. Я знаю, что иду на риск. Знаю, что меня пытаются убить. Просто я не хочу страдать по этому поводу до тех пор, пока что-нибудь не произойдет, иначе я оцепенею и все провалю.

Он открывает и закрывает рот, словно не зная, что на это сказать.

– А от того, что ты на меня злишься, уж точно никакой пользы, – добавляю я.

– Злюсь на тебя? Новембер, я не злюсь на тебя, – говорит он и медлит. – Я за тебя боюсь. Я… – Он отводит взгляд.

– Что? – спрашиваю я.

Он смотрит мне в глаза. Волнение, которое я ощущала раньше, усиливается в десять раз, и прежде чем я успеваю передумать, делаю шаг ему навстречу.

Эмоции у него на лице переходят от раздражения к желанию и обратно, как будто он спорит из-за меня с самим собой.

– Мне не все равно, – тихо говорит он. – Мне не все равно, что с тобой произойдет. Я вовсе не хочу, чтобы ты пострадала. – Он говорит медленно и взвешенно. У меня складывается впечатление, что он так давно не чувствовал ничего подобного по отношению к кому-либо, что почти боится признаться в этом, что страх за кого-то означает почти непосильную ответственность. Он улыбается легкой улыбкой, от которой у меня сжимается сердце. – Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя.

Он смотрит на мои губы, и я читаю в его глазах вопрос.

У меня колотится сердце, и я смотрю на него, теряясь в его глазах. Хочу сказать ему, что чувствую то же самое, что не знаю, что все это означает, что со мной никогда раньше такого не бывало. Вместо этого просто подхожу ближе.

Он поднимает руку, осторожно касается пальцами моей щеки, и по спине у меня пробегает приятная дрожь. Прижимаю ладонь к его груди. Чувствую, как колотится его сердце под льняной рубашкой, – почти так же быстро, как мое. Он проводит пальцем по моей нижней губе, а другой рукой обнимает меня за шею.

Когда он прижимает свои губы к моим, он делает это с таким удивительным чувством, что по телу пробегает волнительная дрожь, и я чувствую слабость в коленях. Он прижимает меня к себе, я поднимаю руки и обнимаю его за шею.

Он проводит руками по моим волосам, гладит меня по спине, и я крепче прижимаюсь к нему. Сколько раз Эмили рассказывала мне о поцелуях, которые сбивают с ног, но до сих пор я не понимала, что она имеет в виду. Наша близость поглощает меня, как будто открылся шлюз, о котором я даже не подозревала.

Он слишком быстро отпускает меня, и я не успеваю восстановить равновесие. Я вся дрожу и не могу вымолвить ни слова. Только удивленно хлопаю глазами.

На краткий миг повисает тишина.

– Я не хотел… – говорит он и кажется таким уязвимым. – Извини.

– За что ты извиняешься? – спрашиваю я.

Он с улыбкой качает головой.

– Ты права, не знаю, зачем я это сказал.

Я широко улыбаюсь.

– Готова поклясться, ты только что до смерти испугался, почувствовав что-то настоящее.

Он смеется, но при этом выглядит немного печальным.

– Скорее всего, ты права.

– Ну, ты не единственный, кого сейчас напугали чувства, – говорю я и понимаю, что у меня снова горят щеки.

Он отвечает не сразу. Только смотрит на меня, и в его глазах мелькают мысли, которые я бы хотела узнать.

– Новембер, есть кое-что…

Я жду секунду.

– Эш? – Я надеюсь, что он продолжит.

Эш открывает рот, чтобы ответить, но прежде чем он успевает произнести хоть слово, из коридора доносится приглушенный звук: охранник начал обход.

– Пора, – говорит он, и страх, который я пыталась побороть, тут же возвращается.