Чем ближе мы к перешейку, тем сильнее шум боя. Мы петляем между палящими батареями. Русские постоянно совершают массированные атаки, одновременно с севера и юга. С нашей стороны в бой брошены все имеющиеся в наличии силы, все резервы уже использованы, в то время как Иваны непрерывно вводят новые, наша армия еще остается хозяином положения, но… как долго?

Когда машина сворачивает на дорогу по перешейку, в районе Стрелиц бушует тяжелейшее сражение. Прямо над нами в воздухе разворачивается ожесточенная битва. Истребители атакуют шоссе. Нам приходится выпрыгнуть из машины и спрятаться в снегу. Между нами и машинами земля разрывается в клочья от пулеметных очередей. Есть раненые. К счастью, с наступлением холодов дороги улучшились, почва затвердела, бревенчатые настилы замерзли и выдерживают тяжелый транспорт. Несмотря на это, мы можем ехать только очень медленно, в мучительном страхе постоянно ожидая, что нас накроет какой-нибудь русский снаряд. Чтобы проехать всего пять километров по перешейку – а его протяженность от десяти до двенадцати километров, – нам приходится ползти с раннего утра до четырех часов вечера. С грехом пополам машина проезжает мост через Ловать. В конце концов, измученные и замерзшие, мы добираемся до дивизионного медпункта в Учно, где можно немного отогреться и отдохнуть. Перевозить раненых через перешеек совершенно невозможно. Через Алексино и Тулеблю я еду до Порхова на курьерском поезде. Теплушка снова напоминает ледяной гроб.

Неудивительно, что я прибываю на место совершенно разбитый и смертельно уставший. Из-за повышенной температуры я чувствую себя отвратительно и надеюсь, что несколько дней мне удастся побыть в покое и отдохнуть.

Но нет ни покоя, ни отдыха, ни короткой передышки. Уже на следующий день новый глава медицинской службы снова гонит меня вперед. Врач, который отвечает за дивизии, сражающиеся на перешейке, срочно потребовал моего приезда, и, как назло, этот корпусный врач не кто иной, как господин Паукер, которого уже успели повысить до полковника. Что же должно твориться в его полевом госпитале в Новых Горках, если он зовет на помощь именно меня!

Новые Горки расположены прямо с внутреннего въезда на перешеек, то есть с северной стороны, за районом ожесточенных сражений под Стрелицами и в районе Цемены на юге – как раз между двумя линиями фронта. Естественно, все раненые поступают сюда. О пациентах в Порхове и о продолжении пластической операции приходится забыть.

Чтобы добраться до Тулебли, требуется потратить целый день. Расположенное неподалеку местечко Алексино уже переполнено ранеными с перешейка. Надо ехать дальше. Но как, по какой дороге? Воздушное сообщение прервано.

Мне в голову приходит спасительная мысль обратиться к строителям узкоколейной железной дороги. Капитан этого подразделения собирается на передовую в моторном вагоне. Он берет меня с собой. По перешейку мы проезжаем во время новой массированной атаки. Из-за мощного артиллерийского огня то и дело приходится останавливаться.

Мы даже не знаем, можно ли вообще еще проехать по десантному мосту, или из-за прорыва его уже перекрыли. Сквозь адский грохот движемся наугад по заснеженной узкоколейной полосе. Впереди и позади на дороге разрываются гранаты. И вот это происходит: наш локомотив сходит с рельсов. В тридцатиградусный мороз ночью мы сидим посреди дороги. Ревет северный ветер, вокруг полыхают блики выстрелов и взрывов. Венок из желтых и белых ракет освещает мрачную ночь, обозначая границы узкой территории, на которой мы все сгрудились. Поистине зловещая картина. В бесконечном ожидании проходят часы, пока наконец строители и прибывшие отряды подкрепления не восстанавливают пробитую линию и снова не водружают локомотив на рельсы. Уже глубокой ночью мы добираемся до Засова, конечной станции узкоколейки. К счастью, автомобиль сразу отвозит меня в Новые Горки. Меня до самых костей пробирает ужас: как назло, это госпиталь майора Теобальда Кнорре!

Госпиталь забит ранеными в тяжелом и крайне тяжелом состоянии. Хирурги измождены, они уже не справляются с работой. Почему же не вызвать еще одну группу хирургов, дополнительно? Здесь находится 51 человек с ранениями легких и 35 – с ранениями живота. Свыше 100 переломов конечностей. В общей сложности более 200 тяжелораненых, которым только частично оказана первая помощь. К тому же недалеко от Новых Горок, находящихся под прямым артиллерийским обстрелом, расположен склад боеприпасов.

Положение крайне неопределенное. Рассказывают о сильных прорывах, оцеплениях, о контратаках. Ожесточенное сражение опять развернулось под Стрелицами. Русские бросили в бой огромное количество танков. Вместо десяти подбитых «Т-34» они отправляют в поле двадцать новых. На смену истекающим кровью полкам приходят свежие силы. Русские собираются прорваться любой ценой. Наши госпитали находятся на самой линии фронта: в любой момент их могут захватить врасплох, достаточно взглянуть на карту, чтобы понять это.

Положение оложняется с каждой минутой. Ночью я требую от корпусного врача – все того же Паукера – прислать в качестве подкрепления полностью укомплектованную группу хирургов с обслуживающим персоналом. Откуда он их возьмет, это уже его забота. Он не спорит и соглашается. От руководителя пункта сбора раненых я требую, чтобы для вновь прибывших хирургов освободили дома и подготовили барак, так чтобы, приехав, они сразу могли включиться в работу. Он понял и немедленно принимается за дело.

Поскольку узкоколейку постоянно обстреливают, а вместимость вагона совсем невелика – переделывать его некогда, – мы вынуждены транспортировать всех раненых в глубь зоны окружения, чтобы оттуда их смогли вывезти на самолете, хотя никому не известно, что нас ждет, – положение критическое.

5 декабря. Сегодня по-прежнему идут тяжелейшие оборонительные бои на линии фронта, который превратился в сплошной дьявольский котел. Артиллерия гремит прямо над нами. Руководству приказано держаться во что бы то ни стало. В связи с этим из соседней армии к нам на помощь перебрасывают две дивизии. Нет возможности дожидаться, пока они соберутся вместе, поэтому, едва батальоны прибывают, их тотчас отправляют в бой. От раненых солдат мы узнаем, что под Бегловом и Стрелицами лежит более ста подбитых танков «Т-34»; к счастью, русские по-прежнему разбрасывают свои силы по широкому фронту, а их пехота идет в атаку плотными рядами, они наверняка несут страшные потери.

В конце концов для подкрепления в Лозницы прибывает неполная рота медицинской службы. Врачи немедленно включаются в работу. Все же основная нагрузка лежит на госпитале в Новых Горках. Остро стоит вопрос: как его разгрузить? Поскольку пациентов с ранениями легких, живота и мозга перевозить нельзя, остается готовить к транспортировке раненых с переломами конечностей. Неплохой план, но, чтобы его осуществить, нужны рабочие: столяры, оружейники, слесари, кузнецы, поскольку совершенно ничего не готово. Итак, приходится звать Кнорре, ведь он пока еще начальник госпиталя. Я посылаю за ним. И тут происходит скандальная сцена.

Спустя пару часов после обеда, выйдя из избы, я вижу, как два унтер-офицера тащат по улице майора Кнорре, пьяного в стельку. Его ноги волочатся по снегу, глаза тупые и остекленевшие. Хочется просто заехать ему в морду. В ярости я звоню дивизионному врачу с требованием немедленно уволить господина Кнорре в запас и получаю согласие. На его место назначают человека, который так же, как и все остальные, страдал от этого невыносимого начальника. Он в курсе всего происходящего и энергично берется за дело.