их сестры, Бабетта и Сара. Остальные пять братьев были уже стариками и теряли свою эффективность. (Семидесятилетний Джеймс Селигман, чье новшество в сфере торговли — лошадь и повозка — во многом способствовало улучшению состояния Селигманов, теперь с недоверием относился к «новому гаджету» — телефону, и требовал, чтобы все его звонки принимал и отправлял подчиненный). Мечта Фанни Селигман о «мальчиках, мальчиках» была пресечена логикой смертности.

Закончилась и великая эпоха J. & W. Seligman & Company как фирмы. Она действительно закончилась четырнадцать лет назад, когда Иосиф умер и больше не мог указывать своим братьям, что делать. У Иосифа и его братьев было много детей, но кто продолжит дело? Компания начала свой долгий путь от великого международного банковского дома с офисами в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Новом Орлеане, Париже и Лондоне до того, чем она является сегодня — маленьким, престижным инвестиционным домом с единственным офисом в Нью-Йорке.

31. ДЕВУШКИ

В славные, невинные 1880-1890-е годы Уолл-стрит, когда на ней не было паники, была веселым, счастливым местом. Как отмечал журнал Harper's Magazine, «нервная сила, неизбежно затрачиваемая на быстрое рассуждение и принятие быстрого решения, часто направляется по другим каналам, чтобы разгрузить перегруженный мозг».

Молодые представители «брокерского племени», как их называли, разгружали свои перегруженные мозги такими делами, как ежегодная регата в гавани для их гребной ассоциации. Пиво лилось обильно, а мужчины появлялись в бойких соломенных лодках. (Главным гребцом на этих соревнованиях был Айзек Ньютон Селигман, сын Джозефа; Айк выступал в составе команды Колумбийского университета и помог своему колледжу победить Гарвард и Йель на озере Саратога). Также проводились бейсбольные матчи с командами колледжей и «дружеские поединки между собой, в которых «хорошие парни» сражались с «плохими». Также были популярны обеденные матчи по борьбе в Боулинг-Грин.

Самая большая вечеринка состоялась на Рождество, когда на Стрит разразился веселый ад, и члены финансового сообщества «наслаждались дудением в рожки и горны, разбиванием брокерских шляп, забрасыванием сдувшихся пузырей, мокрых полотенец и снежков, а также коварным засовыванием охлаждающих кристаллов между воротниками ничего не подозревающих собратьев. Иногда используются горячие копейки».

Но для немецких банкиров-евреев игра в лошадки и братство-ложи, как правило, прекращались по окончании рабочего дня, и мужчины возвращались в свои дома и к своим женщинам в центре города, а также к общественной жизни, которая становилась все более семейной и замкнутой.

У каждой женщины была своя группа подруг, мужья которых были друзьями ее мужа, и часто эти дружеские отношения приводили к более тесным деловым связям, а в молодом поколении, когда сыновья и дочери подруг женились друг на друге, дружеские отношения скреплялись родственными. Матери толпы изучали брачный рынок в поисках подходящих партнеров, а отцы изучали будущий урожай молодых людей как возможных деловых партнеров. Маркус и Берта Гольдман были особенно хорошими друзьями Джозефа и Софии Сакс, бедного репетитора и дочери богатого ювелира, сбежавших в Америку в 1848 году. В США Джозеф работал школьным учителем и некоторое время раввином в Балтиморе и Бостоне, а затем поселился в Нью-Йорке. Именно старший сын Джозефа, Юлиус, такой же ученый, как и его отец, основал Sachs Collegiate Institute, в котором училось большинство детей из толпы. Юлиус женился на дочери Голдманов, Розе, чему способствовали и Берта Голдман, и София Сакс. В 1880-х годах еще одна дочь Голдманов, Луиза, была пригодна для брака, и Берта с Софией решили, что она идеально подойдет для второго сына Софии, Сэма. Молодые люди согласились, и Маркус Голдман предложил Сэму стать его первым партнером в коммерческом бумажном бизнесе, который до сих пор он вел в одиночку, с помощью своей шляпы[37].

Чтобы присоединиться к новому тестю, Сэму Саксу пришлось ликвидировать небольшой бизнес по продаже сухих товаров, которым он занимался, и для этого Маркус предоставил Сэму кредит в размере 15 000 долларов США. Заем должен был быть погашен тремя векселями по 5 000 долл. каждый в течение трех лет. К моменту рождения третьего сына Сэма и Луизы Сэм погасил два из трех векселей, и дедушка Маркус, написав старомодным немецким шрифтом официальное письмо своему зятю, сообщил, что в знак признания «энергии и способностей» Сэма как партнера и в честь появления маленького Уолтера он прощает Сэму последний платеж. Сентиментальная Луиза Голдман Сакс всегда хранила письмо отца вместе с аннулированной запиской в маленьком ящике, где она держала, завязав выцветшими бантами, шелковистые белокурые колечки своих маленьких мальчиков и датированные и помеченные все их молочные зубы.

«И таким образом, — смог сказать Уолтер Сакс много лет спустя, — получилось, что в самый первый день моего появления на свет я заключил свою первую деловую сделку для Goldman, Sachs».

Однако в социальном плане Голдманы и Саксы все еще оставались относительно незначительными фигурами в толпе. На протяжении многих лет за лидерство в обществе боролись две дамы — миссис Соломон Лоеб и миссис Джесси Селигман. Бетти Лоеб прославилась прежде всего своими ужинами, а Генриетта Селигман — масштабностью жизни и пышностью манер.

Генриетта была существом привычки. Каждый день в одно и то же время к ее подъезду подъезжала карета, в которой она совершала прогулку по Центральному парку, причем ни продолжительность, ни маршрут экскурсии никогда не менялись. Они с Джесси часто принимали гостей, и поскольку Генриетта считала пунктуальность не только долгом королевской особы, но и вежливостью, которой королевские особы заслуживают, то, когда дворецкий объявлял ужин, она вставала и проходила в столовую, независимо от того, все ли гости прибыли. Во время поездок в Европу, которые она совершала с регулярностью, напоминающей часы, она всегда занимала одну и ту же каюту на одном и том же пароходе и, поскольку ее маршрут никогда не менялся, одни и те же номера люкс в одних и тех же отелях.

В Париже ее отелем, естественно, был «Ритц», и однажды старый кайзер Вильгельм планировал государственный визит в Париж, совпадавший по времени с визитом г-жи Селигман. Ритц, прекрасно знавший предпочтения госпожи Селигман, счел целесообразным обратиться к немецкому послу, чтобы выяснить, не согласится ли госпожа Селигман отказаться от своего номера в пользу кайзера и принять другой. Генриетта ответила, что она «не готова к смене номера», и что, хотя ей очень жаль, ничего нельзя сделать. Кайзер спал в другом месте.

С другой стороны, она испытывала истинное чувство благородства, когда дело касалось привычек рабочего класса спать. Однажды рано утром в своем нью-йоркском доме Генриетта была разбужена шумом внизу. Убедившись в