Услышав крики толпы, он понял, что несчастная погибла и что легче было бы вырвать добычу из пасти льва, чем отнять у суеверного народа жертву, предназначенную священной реке. Человеческие жертвы были в обыкновении, и со времени голода многие, особливо молодые девушки, нашли свою смерть в реке, которую надеялись смягчить такими дарами и вызвать ее разлив. Кучка, несшая Хишелат, стремилась теперь к Нилу, приветствуемая криками восторга прочей массы, расступавшейся при ее проходе.

Боясь быть раздавленным и сознавая свое полное бессилие справиться с грозной силой народной мести, разнузданной и вызванной им же и его собратьями, Потифэра, искренно огорченный ударом, ожидавшим его сына, едва добрался до ниши, чтобы выждать там конца событий.

Достигнув берега реки, несшие царевну люди овладели разукрашенной лодкой, стоявшей тут же в ожидании своих хозяев, выехали на середину Нила и с криком: «Прими царскую невесту, священная река, и будь по-прежнему к нам благосклонна!» – бросили Хишелат в воду. Холодная вода привела в себя царевну, несколько мгновений она держалась на поверхности, слабо шевеля руками. Лучи заходящего солнца играли на золоте ее одежды и окружали ее волшебным сиянием. Затем она вдруг погрузилась в воду и исчезла. Дикие крики радости приветствовали смерть невинной жертвы, и суеверная толпа, довольная мщением, бросилась бегом обратно во дворец Адона, чтобы принять участие в общем грабеже.

* * *

В это время Иосэф беспрепятственно достиг внутренних покоев и вздохнул с облегчением, войдя в комнаты, где царили тишина и обычный порядок. Не теряя времени, он бросился в потайной проход, который вел в темницу Аснат, чтобы этим путем достигнуть Нила и затем, под покровом ночи, бежать в Аварис, откуда он мог вернуться с достаточными силами и наказать бунтовщиков.

– Погодите, мерзавцы! Дорого заплатите вы мне за этот час! – пробормотал он, сжимая кулаки. Но неожиданное препятствие изменило ход его мыслей: он натолкнулся на запертую дверь, ключ от которой забыл взять с собой.

Выругавшись, Иосэф бросился назад в свою комнату, перевернул там все вверх дном, но все-таки не нашел ключа, который обыкновенно носил при себе. Ему пришло в голову, что, может быть, ключ выпал еще вчера на башне, когда он лежал без чувств. Взлетел он наверх по витой лестнице и выскочил на площадку, но в ту же минуту с подавленным криком отпрянул назад: на том же самом месте, на котором он предыдущей ночью видел сфинкса, теперь, облокотясь на перила, в длинной белой одежде стоял Шебна; подле него на маленьком столике была чаша, в дно которой Иосэф велел когда-то вправить талисман. Но теперь камень был вынут и лежал на подушечке из пятнистой змеиной кожи, а в чаше была налита красная, как кровь, какая-то жидкость.

Вид человека, которому он выказал самую черную неблагодарность, его присутствие здесь в этот роковой час заставило Иосэфа вздрогнуть. Каким чудом он здесь? Зачем? Губить или спасать?

– Шебна! – воскликнул он в ужасе. – Ужели ты, маг, пришел мне мстить?

Загадочная улыбка мелькнула на устах старца.

– Я давно мог бы это сделать, если б захотел, но месть – пустая игрушка в руках слепцов, порабощенных плотью и сомневающихся в правосудии богов. Своей жалкой, пошлой злобой они только предупреждают или отвращают от виновного возвратный удар, который и падает на них вместо него. Людское мщение – не более как вспышка в сравнении с правосудием неба.

– Если ты презираешь месть, тогда прости меня, Шебна, и, в память твоей прежней ко мне привязанности, спаси меня. Ты это можешь, я знаю! – воскликнул Иосэф, с мольбой протягивая к нему руки.

Тот покачал головой.

– Помочь тебе, как ты этого желаешь, я не могу; не в моей уже власти остановить всю массу вызванного тобою зла, которое неминуемо должно на тебя пасть и уничтожить. Твои минуты сочтены – так как ты не сумел сохранить в равновесии власть и милосердие. Трон, который ты основал на разорении тысячей людей, падет; ты же должен покинуть свое бренное тело, чтобы в дальнейших воплощениях научиться совмещать величие – с любовью, справедливость – с властью. Ты забыл, что испытания и кары, ниспосылаемые бессмертными народам, не должны служить орудием честолюбию; забыл, что ты такой же червь, как и толпа, которая в эту минуту грабит твой дворец и которой стоило только сплотиться, чтобы свергнуть тебя в ту грязь, из которой ты выполз. Тем не менее, я все же пришел спасти и смертью освободить тебя. Смотри, вот чаша с ядом, который в несколько мгновений освободит тебя от тела, которым ты злоупотреблял; но торопись: враги твои ищут тебя, а в их руках твоя смерть будет более ужасна!

Бледный, как полотно, Иосэф попятился, с ужасом смотря на чашу, от которой веяло смертью; у него выступил холодный пот. Умирать он не хотел, неизвестная бездна его отталкивала и всеми фибрами своего мощного тела, всеми порывами страстной души своей он цеплялся за жизнь, власть, жажду мщения…

– Я не хочу умирать! – крикнул Иосэф в отчаянии.

– Безумный! Ты почитаешь себя в силах бороться с волей бессмертных, – сказал Шебна с загадочной улыбкой и, указывая на таинственный камень, который почернел, дымился и был окутан темной дымкой, прибавил: – Ты видишь, что талисман, помогавший тебе в жизни, уничтожается; из часов (песочных) твоей жизни падают последние зерна! А теперь смотри туда, – и он указал на видневшийся вдали Нил, который отливал золотом и пурпуром в лучах заходящего солнца. – Там чернь тащит Хишелат, твою жертву, чтобы отдать ее священной реке в искупление чужих прегрешений; остальная толпа обшаривает твой дворец и наткнется на Аснат – твою законную жену и также твою жертву. И тебя ищут; слышишь дикие вопли и крики: «Смерть тирану!» Умереть ты должен; ты только можешь сам избрать себе род смерти. Предпочитаешь ты быть сброшенным с башни или удавленным, чтобы окровавленные останки твои влачились затем по улицам? Не лучше ли умереть свободно и самому исполнить над собой свой собственный смертный приговор, подобный тем, которые ты, не колеблясь, подписывал стольким несчастным, принося их в жертву своему честолюбию или мести. Умирай, безумный! Жизнь тебе все дала: почести всякого рода, полное удовлетворение твоего тщеславия; в последний день твоей жизни ты стал царевичем, супругом дочери фараона и наследником престола. Каждую минуту ты можешь быть лишен всего этого и подвергнут постыдной казни. Я обещаю охранить твое тело от поношения народа; но торопись – шум приближается и я не в силах буду тебя защитить, если тебя найдут еще живым.

Шебна нагнулся к нему, протягивая кубок; жгучий, властный взгляд его, как огонь, жег Иосэфа, опутывал, пригвоздив его к месту. С трепетом внимал железный канцлер фараона Апопи словам Шебны, звучавшим в его ушах подобно голосу судей Аменти.

Иосэф понимал, что старец был прав; крики и вопли приближались; шаги убийц чудились ему уже на спиральной лестнице, которая вела на вышку. Машинально, похолодевшей рукой схватил он кубок; но мысли мешались в его голове, безотчетная тоска сжимала сердце и ужас смерти все еще останавливал его. Тогда Шебна положил руку на плечо Иосэфу и глубоко прочувствованным тоном сказал: